горячую жареную картошку.
– Оживел жених, – засмеялась женщина. – Я тоже пойду, переночую у своих.
– Далеко идти, оставайся, не помешаешь.
– Конечно, не помешаю. Лампу погасим, ничего не видно. Но лучше уж вдвоем побудьте.
– Ну, как хочешь.
Здесь были такие же нары, только застеленные ватным одеялом, а под ним чистая простыня. Костя растерянно смотрел на женщину. Он не думал и не вспоминал в эти минуты про Надю. Ему просто хотелось уйти, вернуться на корабль и лечь в тесной землянке рядом со своими крепко спавшими друзьями. Так было бы проще.
Настя почувствовала нерешительность парня и обняла его. Несколько минут они жадно целовались, рука Кости скользнула к бедрам, а тело женщины прижалось еще теснее. Почти силой оторвав его от себя, Настя шепнула:
– Раздевайся, я сейчас.
– Может, лампу погасить? – хрипло предложил он.
– Зачем? Ты в своих пуговицах запутаешься.
Костя торопливо разделся, нырнул под одеяло. Настя подбрасывала дрова в печку, шуршала в темноте одеждой, а когда легла рядом, он почувствовал, что женщина полностью обнажена. Он целовал ее в щеки, губы, шею, бормотал какие-то слова.
– Иди ко мне… вот так, – проговорила Настя.
Они не спали почти всю ночь. Костя, утомившись, порой закрывал глаза, по-прежнему тесно прижимаясь к Насте, затем снова приходило возбуждение, и все повторялось сначала. Они о чем-то говорили, женщина была ласкова и повторяла какие-то приятные слова. Говорила на ухо, что Костя давно ей нравится, но она не хотела отрывать его от Нади.
– Не надо про нее, – попросил он. – Мне очень хорошо с тобой.
– Я хоть нравлюсь тебе?
– Ты – красивая. Как можешь не нравиться? Просто я никогда бы не решился подойти первым. За тобой все командиры бегают, Валентин Нетреба…
– Никого нет, понял? Все в прошлом. Сейчас я с тобой.
– Надолго? – вырвалось у Кости.
– Пока не надоем.
– Такого не может быть, – запротестовал он, гладя ее спину, бедра.
Настя закурила папиросу, Костя вдыхал табачный дымок, и какое-то новое чувство поднималось в нем. У него появилась женщина. Красивая, ласковая. Разве он сможет бросить ее, когда все только начинается?
На следующую ночь Морозов его снова отпустил к Насте. Катер был на ремонте, а Костя числился за санчастью, мог отдыхать. Прошла резь в глазах, не так болело тело, получившее удар о броню. Он чувствовал необыкновенную легкость, и было неудобно перед Валентином.
Но тот ничем не показывал, что ревнует или недоволен их отношениями. Догадавшись, что Ступников переживает, хлопнул его по плечу:
– Чего ты маешься? С Настей все нормально?
Вместо ответа Костя закивал. Валентин засмеялся:
– Про меня не думай. Что было, то прошло. Сам знаешь, жена, две дочери. Мне о них думать надо и чтобы живым вернуться. А тебе достался кусочек радости, вот и не выпускай его.
– Знаешь, перед Надей как-то стыдно, – признался Костя. – Встречались, слова всякие говорили, целовались.
– Знаешь, Костя, – жестко произнес Валентин, – а вот это брось! Тебе скоро двадцать, мужик взрослый, воюешь два месяца, все время под огнем. Фашиста сбил. Вот и будь мужиком до конца. Если тянется к тебе женщина и ты с ней хочешь быть, забудь все сопли. Гуляли, целовались… Далеко твоя Надя, война идет, ни к чему прошлое ворошить.
