И еще одно радостное событие. Вернулся наконец «Прибой», про которого Кращенко, озабоченный полученным заданием, как-то и не вспомнил. А бронекатер, оказалось, попал перед рассветом в ловушку, из которой сумел выбраться чудом.
Перед рассветом у завода «Красные Баррикады» снаряд развернул кусок палубы и вывел из строя двигатель. Катер кое-как приткнулся к берегу, выгрузил подкрепление, боеприпасы, но остался под обрывом – двигатель требовал ремонта.
Капитан «Прибоя», молодой, энергичный мичман Иван Батаев, который недавно сумел спасти свой катер после разрыва тяжелого снаряда, проломившего борт, не подкачал и на этот раз. Сообщить на стоянку, попросить помощи он не мог – от сильного сотрясения лопнули лампы в рации. Оставалось надеяться только на себя. Батаев собрал на берегу подмогу, буквально на руках, по узкому заливчику, загнал бронекатер вплотную к обрыву. Знал, что на песке их быстро добьют из минометов.
Пришлось разбирать часть двигателя. Вокруг сидели и лежали сотни две раненых, которых собирались эвакуировать на «Прибое». Именно столько мог загрузить под завязку катер и на малом ходу ночью пересечь Волгу. К двум сотням постепенно прибавилось еще несколько десятков.
Кто был в сознании, курили привезенную махорку, тревожно переговаривались, пытались заглянуть в машинное отделение и без конца спрашивали:
– Ну, что, скоро почините, товарищи флотские?
– Сил нет терпеть. По ноге антонов огонь пошел, – стонал кто-то. – Ежели операцию не сделают, помру к вечеру.
– У тебя нога, а мне в живот две пули угодили, – с трудом шевелил губами покрытый испариной боец.
Минами немцы катер достать не смогли, они летели с перелетом. Но сумели взобраться на гребень обрыва и с расстояния метров восьмисот вели непрерывный огонь из двух пулеметов, меняя перегревшиеся затворы и стволы.
Им отвечали из окопов редкими очередями (патронов постоянно не хватало) и пытались взять пулеметчиков на мушку наиболее меткие стрелки. Возможно, попадали в цель, но немцы пополняли расчеты, и два МГ-34 били, как отбойные молотки, по броне «Прибоя».
Больше всех доставалось раненым. Ожидая, что вот-вот починят двигатель, и опасаясь, что катер уйдет без них, они продолжали оставаться возле «Прибоя». Прятались за корпус, вжимались в щели под обрывом, а некоторые лежали в ледяной воде – здесь их защищало русло ручья.
Иван Батаев, вчерашний курсант военно-морского училища, выпущенный вместе со многими другими досрочно, видел, как пули бьют в тела живых и мертвых, добивают раненых. Рядом шевелилась людская масса, слышались стоны, крики, шлепки пуль, вонзающихся в тела. Кровь уже не впитывалась во влажный песок и вытекала из многочисленных ран в ручей, по которому втащили катер.
Прозрачная вода стала бурой, вязкой на вид. Один из раненых, замерзая в протоке, выполз повыше. Его захлестнули фонтанчики песка, выбитые пулями, снова сбросили в воду. Слабо шевельнулась рука, и тело в прожженной на спине шинели медленно покатило течением.
Батаев ничем не мог ответить немецким пулеметчикам. Вся носовая часть бронекатера вместе с орудийной башней на баке была зажата в узкой расщелине. Спаренный крупнокалиберный пулемет на крыше рубки и кормовое орудие тоже не могли вести огонь, мешал глиняный выступ. Не обращая внимания на пули, мичман добежал до кормовой башни.
– Снесите этот выступ к чертовой матери и заткните пулеметчиков. Снарядов хватает – чего их беречь.
Командир орудия, из опытных артиллеристов, отрицательно покачал головой:
– Не получится, Иван Степаныч. Его только бомбой можно развалить. Выйдем на воду, там с гадами и разберемся.
Немцы снова открыли огонь из минометов, переставив их на другую, более удобную позицию. Пока катер по-прежнему был защищен обрывом. Мины взрывались наверху, внизу, на кромке песка. Некоторые, выпущенные умелыми минометчиками, долбили край обрыва, обрушивая каждый раз целые пласты глины.
