пах по-другому, наполненный ароматом хвои, дикой лесной чащи, а не сладковатым забродившим яблочным соком. Да и голос… голос больше не отражался эхом от гор за Грейстоуном, но разносился над бескрайним открытым пространством.
Бледные люди забрали моего отца, скорее всего они же несли ответственность за исчезновение Конрада. Теперь настал мой черед, и я отчаянно пыталась утихомирить бешено стучащее сердце. Если я запаникую, мне никогда уже не вернуться назад. Нужно взять себя в руки. Дину бы удалось. Дину… который так и не пришел, как я его ни звала.
— Где я? — повторила я громче. Голос у меня уже не так дрожал, искорка гнева разгорелась ярким пламенем. Отец мог сдаться им без борьбы, но пусть они не ждут от меня того же. Я буду драться. Ничего другого не оставалось, если я хотела выжить. Это все, что я могла сделать сейчас.
— Я ничего не вижу. — Вопреки всем усилиям тело покрывал холодный пот и ледяной ужас поднимался внутри меня. Так, наверное, чувствует себя отправляющийся в Катакомбы, зная, что ему не суждено вернуться оттуда.
Притиснув трясущиеся руки к бокам и сжимая кулаки, я заставила себя смотреть прямо на искаженные, скелетоподобные лица в тумане. Пусть я напугана, но не стану показывать этого — такое обещание я дала себе, не спуская слезящихся на холодном ветру глаз с плотной белой завесы.
Туман, подвижный, как ртуть, менялся с каждым дуновением воздуха, и очертания фигур, закованных в его марево, все время ускользали от меня, словно далекие звезды, слабый свет которых можно уловить лишь боковым зрением.
Все же понемногу я начала различать в тумане глаза, лица, оскаленные рты, гладкую кожу.
— Я в-вижу вас. — Зубы у меня стучали. — Кто вы? Чего вы хотите?
— Что мы, дитя. И кого — кого мы хотим. Если хочешь знать ответы, подойди ближе. Выбор за тобой, — прозвучал призрачный голос у меня над ухом, напевно-переливчатый, словно катящаяся по стеклу ртуть.
— Я подойду, — проговорила я, следя за скользящими в дымке фигурами, если вы выпустите меня из этого тумана. Идет?
Может быть, торгуясь, я подписывала себе смертный приговор, может быть, показывала, что я не какая-нибудь испуганная и сломленная дурочка. Во всяком случае, так на моем месте поступили бы и Дин, и Конрад.
— Или выпустите меня, или я ухожу, — настойчиво повторила я. — Я не собираюсь торчать тут целый день.
Новый порыв ветра взметнул мои волосы и юбку двумя корабельными флагами.
Туман отступил быстро и бесшумно, словно зверь на мягких лапах, убегающий от охотника. Силуэты лиц и фигур исчезли вместе с ним — только листья прошуршали вслед, да в воздухе остался запах верескового дыма.
Вид вновь открывался во все стороны, но это был вид не моего мира. Ржаво-красная трава напоминала цветом то ли изъеденное временем железо, то ли застарелую кровь. По нависшему небу скользили угольно-черные облака, подгоняемые ветром, который приносил с собой слабый запах ночных цветов и потревоженной земли. Вокруг моих ног неровным кольцом, проложенным самой природой, изгибались черные приземистые бугорки каких-то поганок.
— Теперь ты можешь покинуть пределы ведьминого кольца, дитя.
Я вскрикнула, услышав голос сзади. Чересчур поспешно обернувшись, я запуталась в собственных ногах и упала. Рыхлая торфяная почва податливо хлюпнула подо мной, словно живая. Сырой холод прокрался сквозь чулки и юбку и мурашками побежал по телу, пронизывая до костей.
Перед глазами у меня, подсвеченная тусклыми и бледными лучами солнца, то пробивавшегося, то вновь исчезавшего за плотной завесой облаков, появилась чья-то фигура.
