Отец вздохнул, по серебристому силуэту пробежала тень — словно кто-то провел рукой перед лучом света из проектора.
— Ты хочешь услышать о проклятых королевах. И о том, почему я отказался принять дьявольскую сделку Тремейна.
У меня расширились глаза, но я сдержалась, проглотив тысячу вопросов, так и просившихся на язык.
— Да, — ответила я. — Тремейн сказал, будто я могу снять заклятие, но… я не знаю, что должна предпринять. Не знаю, как мне это сделать.
Отец поднялся, засовывая блокнот в оттопырившийся нагрудный карман пиджака.
— Ты так похожа на мать, — проговорил он. — Я всегда думал, ты пойдешь в меня. Плохой я предсказатель.
Значит, он думал обо мне. Хотя бы раз. Тяжесть внутри немного отпустила. Он знал, кто я. Как ни была я напряжена и испугана из-за противостояния с Тремейном, но в этот момент я чувствовала, словно за спиной вот-вот вырастут механические крылья и я взлечу.
— У меня твои глаза, — пробормотала я. — По крайней мере так Нерисса говорила.
— Аойфе. — Отец протянул руку, его пальцы скользнули по моему плечу и прошли насквозь, как луч света через призрак. — Ты должна понять, что я отказался от тебя не по собственной воле. Все это было…
— Ради моего же блага? — Слова сорвались сами, и с ними — все попытки держать себя в рамках приличий. Я направила обвиняющий палец в лицо серебристой фигуре. — Представляешь, через что мне пришлось пройти ради этого самого блага? Ты оставил нас с Конрадом сиротами, так не думай, пожалуйста, будто я такая дурочка и поверю, что ты действовал исключительно из альтруистических побуждений. — Я отчаянно жестикулировала, лицо у меня пылало, голос становился все громче. — Никакого блага для себя я в глаза не видела, папуля.
Силуэт-воспоминание поднял руки:
— Думай что хочешь, Аойфе. Считай меня жестоким, если тебе так угодно. Поверь мне в одном: Добрый Народ опасен, и этот Тремейн — куда более прочих.
— Просто скажи мне, как снять заклятие, — буркнула я, — и больше я тебя не побеспокою.
Всю свою жизнь я ждала этого момента, и хотя вызванная волшебством фигура не была моим отцом во плоти, разница невелика. Грудь так знакомо сдавило от разочарования, что я даже не удивилась, хотя совсем недавно испытывала эйфорию. Нерисса много лет назад приучила меня к этому чувству. Как глупо было с моей стороны думать, что встреча с отцом принесет что-то другое.
— Ты не сможешь его снять, — нетерпеливо возразил отец. — Никому не под силу такое. Чары, наложенные на королев, не виданы прежде ни в Земле Шипов, ни в Железе. — Он сделал решительный жест, словно отметая все сомнения. — Не знаю, для чего Тремейну давать нам такое задание, но ни к чему хорошему это не приведет. Не стоит и пытаться — ты только навредишь себе.
— У меня нет такой роскоши, как выбор, — ответила я, держась прямо, словно выслушивала нотацию Лебеда. — Конрад пропал, и Тремейн знает, где он. Так что, поможешь ты мне или нет, отец?
Он прижал ладонь ко лбу и шагнул прочь от меня, словно чердак был слишком мал, чтобы вместить даже воспоминание.
— Ни мне, ни моим собратьям не известно, кто наложил заклятие на Народ. Никто не знает, зачем это было сделано и каким образом. Даже Железный Кодекс, собрание всей нашей мудрости за четверть тысячелетия, не смог нам помочь. Попробуй с такой нехваткой сведений выполнить задание Тремейна. Это невозможно. Он заранее планирует, что ты не справишься, Аойфе.
— Но для чего? — изумленно спросила я. — Он хочет разбудить свою королеву — так он мне сказал.
— Скорее заполучить Зимний трон самому, — усмехнулся отец. — И Блюстителя заодно, когда ты не сможешь выполнить свою часть сделки. Тогда Земля Железа откроется перед ним так же, как перед нами.
