предстали все до единой детали — тумблер, рождающий электрическую искру и воспламеняющий эфир, антенны, протягивающие мостик через невероятные расстояния сквозь ткань Вселенной и улавливающие переданный сигнал.
Меня переполняло уже знакомое давление — машина входила в мой разум, а Дар тянулся к машине. Эфирник ожил у меня в руках, и голос спортивного комментатора разорвал тишину.
— Питчер изготавливается… подача… страйк! Великолепная игра Сассе!
— Может, в этом году «Сокс» повезет, — проговорила я. — Не будет же черная полоса длиться вечно.
Кэл уставился на эфирник, потом на меня:
— Как ты это сделала?
— Я же объясняла, Кэл, — ответила я. Сосредоточившись на тюнере, маленькой черной пластине сбоку эфирника, я сменила несколько станций. Джазовый оркестр, юмористический час на Эн-би-си, снова бейсбол… — На, держи, — протянула я эфирник Кэлу. — Чтобы ты убедился, что это не один из фокусов Конрада.
Он взял аппарат негнущимися пальцами, и, когда они обхватили корпус, я вытолкнула статику из своего разума, послав разряд обратно к переключателю. Эфирник замолк. Кэл вздрогнул.
— Аойфе, это… это…
— Невероятно? — закончила за него я. — Точно. Но вот оно, прямо перед тобой.
Он отбросил эфирник на листья, словно пробирку с зараженной некровирусом кровью.
— Так там, в туннеле?..
— Это была я, — проговорила я тихо.
— А крушение дирижабля?
— Кэл, не глупи. «Красавица» упала, потому что прокторы наделали в ней пробоин. — Я подобрала листок, почти полностью истлевший, и вглядывалась в пруд сквозь кружево прожилок.
Кэл, отойдя от ворот, встал между водной гладью и мной, поеживаясь, словно я напустила на него муравьев.
— Это… это плохо, Аойфе.
Я смяла листок в пальцах, превратив его в труху.
— Это правда, Кэл. Ты сам хотел ее знать.
Повисло молчание, только скрипели ворота, да от деревьев и могильных плит крались удлиняющиеся тени.
— Знаешь, у меня ведь нет ни одного друга, кроме тебя, — заговорил наконец Кэл. — Ребята из Школы — это не то. С ними я не могу поделиться чем угодно, как с тобой. После того как Конрад… ты заняла его место.
— И хочу, чтобы так и оставалось, — заверила его я. — Я бы не продержалась в Академии без тебя, Кэл, — без друга, без возможности поговорить с кем-то… — Я поднялась, оборвав себя. — Знаю, ты злишься, но большего я тебе предложить не могу. Или остаешься — и тогда посмотрим, что из этого выйдет, или можешь отправиться домой и сдать меня с потрохами.
— Ох, Аойфе, — вздохнул Кэл, — ни за что я тебя не сдам. Тем более прокторам.
Как ни дулся Кэл, на его слово можно было положиться — он меня не выдаст. Я протянула ему руку, но он отдернул свою.
— Спасибо, — все равно сказала я искренне, хоть моя ладонь и повисла по-дурацки в воздухе, а лицо окрасилось румянцем, проявившим оставленные Тремейном синяки.
Кэл пожал плечами:
— Не за что. Но, раз мы друзья, я все же скажу тебе одну вещь. Этот Дин… от него хорошего не жди, Аойфе. Конрад, окажись он сейчас на моем месте, вогнал бы тебе ума куда следует.
— Я иду в дом, — объявила я, поднимая руку, чтобы остановить грядущую нотацию. — Тут холодно, и мне еще нужно попрактиковаться.
Я двинулась к особняку, а Кэл взгромоздился обратно на ворота, и петли в сгущающихся сумерках
