— Успокойтесь, принцесса. Это всего лишь кофе.
— Я совершенно спокойна, — произнесла я тоном, в котором не было и тени спокойствия, и бросила взгляд на лампу на прикроватном столике. Абажур из цветного стекла, тяжелая металлическая подставка. Такой можно хорошенько шарахнуть по голове, если потребуется. Не то чтобы я опасалась Дина, но в этой жизни ни в чем нельзя быть до конца уверенной. Как ни крути, я едва его знала, а он был сейчас так близко, что без труда мог меня обнять. — Мне бы очень не хотелось поднимать крик, если ты позволишь себе лишнее, — добавила я.
— Кричать вы не станете. — Дин налил кофе из серебряного кофейника в фарфоровую чашку, маленькой хрупкой птичкой угнездившуюся в его ладони. — У вас другие планы — треснуть меня лампой, на которую только что глазели, и сделать ноги. Вы не из тех, кто ищет помощи.
— Как раз мне она нужна куда больше, чем ты можешь себе представить. — Слова выскользнули сами собой. Я поняла, что проговорилась, только когда Дин замер, пролив кофе себе на штанину.
— Вот черт. — Он присел у меня в ногах, продавив своим весом старенький матрас. — И что же это за тайна, от которой у малышки грустные глазки и из-за которой она не спит по ночам? Можете, конечно, сказать, что ничего такого нет. Кэл бы поверил. Но я-то не Кэл.
— Я… — Обхватив пальцами чашку, которую он протянул мне, я ощутила, как на меня словно холодом повеяло. Похоже, я сказала лишнее. — Тайна останется тайной.
Мне нравился Дин, может быть, даже больше чем нужно, но я твердо решила, что никому не позволю навещать меня в вылизанных, ни пятнышка, пахнущих хлоркой коридорах, оглашаемых криками больных, чьи кошмары не могут развеять никакие лекарства. Свидетелями моего угасания будут только призраки, порожденные моим зараженным разумом. Я не стану, как Нерисса, удерживать при себе заложниками тех, кто в здравом уме, — так я решила в тот день, когда ее признали неизлечимой.
— Что ж, дело ваше. Пусть остается. Пока, — добавил он. — Но мы так и не определились с моей платой.
Я поглубже забралась под одеяло.
— Я вряд ли смогу расплатиться с тобой, Дин. У меня очень немного денег и уж точно нет ничего другого, что… заинтересовало бы… кого-то вроде тебя.
— У вас есть ваша тайна, — возразил Дин. — Когда-нибудь вы ее мне поведаете, я возьму ее, и буду хранить вместо вас.
Мне смутно припомнилась одна из историй Нериссы — о бедной девушке, которая плела золото из соломы и торговалась с колдуном за тайну.[4]
— Мисс Аойфе? — Уголки губ Дина опустились, он смотрел серьезно. — Такова моя цена. По рукам? Только без обмана.
Нериссы не было рядом, да если бы и была, вряд ли она чем-то помогла бы мне. Кто я ей — всего лишь какая-то девчонка, которая приходит и слушает ее россказни. Ей все равно, окажусь я в долгу у «колдуна» или сбегу из Академии и присоединюсь к бродячим артистам. Чувствуя, что, пообещав свою тайну такому человеку, как Дин Харрисон, я переступаю некую черту и возврата уже не будет, я все же пожала его протянутую ладонь.
— Хорошо. По рукам.
После его ухода я откинула покрывало и бросилась к платяному шкафу в надежде раскопать хоть что-нибудь, что не было бы покрыто грязью и донельзя заношено. В помутневшем зеркале выше меня на целую голову отразилась потрепанная замарашка. Какая одежда: на мне столько грязи и подсохшей крови — впору новую кожу искать!
Толкнувшись в несколько узких дверец, я обнаружила маленькую ванную с паровым водонагревателем в углу. Он зашипел дружелюбной змеей, стоило мне повернуть кран, и в раковину потекла красная от ржавчины вода. Я нашла мочалку и оттерла себя дочиста, стараясь не касаться повязки. Дин обработал рану не хуже, чем в лазарете Академии, и укус почти не болел — только если нажать. Кожа вокруг места, на которое пришелся зубастый «поцелуй» шоггота, была бледной, но без зловещей зелени вдоль голубых прожилок вен — верного признака, что инфекция распространяется по кровеносной системе.
