но пока никто не смог его выделить.
— Любое зарождение требует оплодотворения, — произнесла она. — Но с какого перепугу эти идиоты (Фьямма подразумевала алхимиков) считают, что возможно оплодотворить минерал? Из первоэлементов они формируют яйцо и работают с ним и так, и этак, но разве хоть кто-то вывел из него дракона? Как верно сказал Вальтер: с чего вы взяли, что драконы вылупляются из яиц, да еще и каменных? Бойтесь торных путей и общих мест, неудачники!
Фьямма с удовольствием вспомнила последний диспут в Колледжиате, который закончился сварой, переходящей в драку, и захихикала, вспоминая, как Даниэль в панике утаскивал ее оттуда, а она брыкалась и требовала отпустить ее — она еще не закончила с наглым стариком, председателем коллегиума! Как бедолага Даниэль потом выговаривал ей, бледный от гнева: «Негодяйка, выдрала половину бороды одному из самых почтенных ученых Каррены, как же ему теперь без нее показаться на людях?» — «Зато теперь все увидят его истинное лицо!» — возразила она с хохотом. Почему-то ей доставляло огромное наслаждение бесить Даниэля — может, потому, что в гневе он казался ей более живым… «Эх, жаль, что меня туда теперь не пускают! Но им придется — когда я принесу в Колледжиат новорожденного дракона!»
Фьямма еще раз посмотрела на обе длинные реторты и решительно выбрала ту, что с прямым горлышком. Опаснее, но скорее. Поместила внутрь реактив и поставила на огонь. Выбрала подходящие песочные часы, перевернула и принялась следить за бегущим вниз ручейком песчинок, поглядывая на желто-зеленое, терпко пахнущее варево внутри реторты. При нагревании происходит высвобождение духа — но сколько ни трансформируй неживое, живым оно не станет. Как же алхимики не понимают этого?
«Даниэль, может, и понимает — он все же не дурак… Сперва, говорит он, надо ответить себе на вопрос, какое начало в драконе первично? Животное или стихийное? Даниэль счел, что стихийное, — и выбрал работу с минералами. Но если бы камни могли рожать детей, они давно бы это делали! Как можно создать живое из мертвого? Только живое рождает жизнь…
Алхимики годами нагревают и плавят минералы, но никто из них не попытался изучить естественный атанор — женское чрево. Это фундаментальная ошибка ученых мужей — именно потому, что они мужчины! Гм, если они все такие, как Даниэль, оно и неудивительно. При одной мысли о таких низменных вещах, как женское лоно, он покраснеет и переменит тему, как будто бы сам не из него вышел. Хорошо быть женщиной — можно не только изучать себя, но и ставить на себе эксперименты…
И это тоже они обсуждали с Даниэлем в их последнюю беседу. Фьямма помнила, как рассердился ее деверь.
«Ты вступаешь на опасный и скользкий путь, Фьямма! Эксперименты с живыми существами, с репродуктивными системами… Берегись! Подумай, куда тебя могут завести твои выводы!»
«Но я работаю с растениями!»
«Это пока. Увы, я хорошо тебя знаю…»
«Ты что, считаешь меня чудовищем?!»
«Я считаю, что ты способна на любое безумие ради своих вздорных теорий», — заявил он с горечью, в которой Фьямма увидела только желание удержать ее от самостоятельных исследований, а может быть — и зависть… Расстались они, наговорив друг другу такого, что с трудом могли бы простить и менее гордые люди.
«Какого дракона ты рассчитываешь вывести, если у тебя внутри одна давным-давно остывшая зола!» — крикнула она ему с улицы. В ответ ей с грохотом захлопнулась дверь — самое сильное выражение эмоций, какое Даниэль мог себе позволить. Она ушла, злобно усмехаясь, но почему-то ей хотелось плакать…
Зеленое варево начало побулькивать. Длинное горлышко запотело. Фьямма уменьшила огонек, еще раз перевернула песочные часы и принялась вертеть в руках перо. Теперь она думала о Вальтере. Собственно, она думала о нем почти все время.
Куда он делся, Змей его сожри?!
Алхимик из Сомбры пропал много дней назад. Башня без флага стояла закрытая. Никаких писем он ей не оставил, передать ничего не просил. Исчез, и все. В зависимости от настроения Фьямма то злилась, то волновалась, а чаще злилась и волновалась одновременно. В голову приходили разные версии. Что Вальтер