– А когда они узнают, что ты убил ребенка, проклянут и назовут чудовищем! Я позабочусь об этом!
Я усмехнулся – война имеет много отражений. Но у войны не может быть детского лица. Война – это не игра.
– Не позволю, – сказал я. – Лучше стану чудовищем.
Топор с хрустом пробил стекло на двери и вонзился в стойку с оборудованием. Кило что-то кричал мне, угрожая, но я переходил от шкафа к шкафу, круша серверы.
Когда силы почти иссякли, стал взламывать задние стенки шкафов и резать провода. Вскоре голос ИскИна смолк, пропал свет голограммы, озарявшей зал. Но это ничего не значило для меня – пока есть что крушить в этом месте, не остановлюсь. А закончу в Шанхае, вернусь в Сеул, оттуда – в Москву и так буду странствовать до тех пор, пока не разрушу серверные по всему миру и не выведу людей из инкубаторов, потому что я не скотина, которую выпасает электронный пастух, я – солдат, дававший присягу, клявшийся защищать и оберегать, я тот, кто ставит точку в войне, поднимая флаг над территорией поверженного врага.
Эпилог
– А ведь в чем-то Кило прав, – сказал Пак, ковыряясь в моторе китайского внедорожника.
Ну вот, опять завел старую песню. Зря ему все рассказал о нашей беседе с Кило.
Машина стояла на автостраде на подъезде к Пекину. Автострада – громко сказано, асфальт практически везде занесло песком, по дороге нам часто приходилось сворачивать, объезжая неумолимо ползущие к городу дюны. Ориентировались в основном по столбам с указателями и эстакадам-развязкам, до которых пока не в силах была дотянуться природа.
– Прав насчет варварства и лидеров. – Пак выглянул из-под капота, попросил ключ «на семнадцать».
Я бросил ему инструмент, не слезая с водительского сиденья.
– Совершенно не представляю, что начнется, когда миллионы с их стертой памятью вернуться сюда. А ты? – Сапер снова показался из-под капота. – Чего молчишь, Дэни?
– Зато все равны. – Я сдвинул кепку на лоб и устроился удобнее на сиденье, сложив руки на груди.
Еще теплыми лучами солнце ласкало кожу. Середина осени на дворе, если все пойдет гладко, к зиме доберемся в Москву. Найду Метрошина, он поможет разыскать остальных.
– В смысле? – Пак захлопнул капот и обошел машину, встав у дверцы с моей стороны. Принялся тщательно вытирать ветошью измазанные маслом пальцы.
– В прямом. – Я взялся за руль, выжал сцепление, повернув ключ в зажигании.
Мотор рыкнул и ровно затарахтел на холостых.
– Все начнут жизнь в равных условиях. Вернутся в города и деревни, восстановят промышленность и хозяйство. Будут заниматься настоящим делом.
– Что-то сомневаюсь. Ведь кому-то придется руководить, а кому-то – впахивать до потери пульса. А те, кто руководят, обычно живут лучше тех, кто впахивает.
– Правильно. – Я, подчеркивая слово, распрямил указательный палец и стукнул по баранке. – Садись, нам еще пилить и пилить.
– Не, ну а зачем тогда всех поднимать из инкубаторов? – Он бросил ключ в сумку с инструментами и забрался на заднее сиденье. – Пусть кто желает, остается в симуляторе, а кому нужен глоток настоящего воздуха и не хватает острых ощущений – милости просим в реальный мир.
– Вот тогда точно варварства не миновать.
Я включил передачу, и машина покатилась вперед.
– Слушай, – Пак подался ко мне между сиденьями, – а ты не чувствуешь себя вот… ну, вершителем судеб человеческих?
– Не, – качнул я головой. – Чувствую себя обманутым. Вокруг настоящий мир, вот где наше место.
– Сложный ты человек, Дэни.
– Да, непростой.
– С обостренным чувством справедливости. Зато с тобой всегда интересно, – хлопнул он меня по
