– Нужно посмотреть, к кому пристроить Есению, – ответил тот, издалека оглядывая очередь.
От стойки регистрации как раз отходила с оформленными документами женщина с девочкой лет трех. Ребенок неожиданно закапризничал, и женщина, отчаявшись справиться с ней и вещами, которые оттягивали ей руку, раздраженно отвесила дочери подзатыльник:
– Успокойся же ты, наконец! Маме и так тяжело!
Она потащила ее за собой к выходу на посадку, но девочка заплакала в голос и, вырвавшись от матери, побежала по залу.
Федор посмотрел на Есению, и та, поняв намек, преградила девочке путь и, подхватив ее на руки, прижала к себе:
– Ну что ты плачешь, маленькая? Успокойся.
– Мамка плохая, делётся! – пожаловалась та, размазывая кулачками слезы по лицу.
– Мама хорошая, она просто устала. Пойдем, помиримся с ней, она не будет больше драться, – сказала Есения, направляясь к идущей навстречу с расстроенным лицом женщине.
– Ох, извините! Прямо не знаю, что с ней делать! – воскликнула та. – Нам еще столько ехать, в Красноярске нужно еще будет пересесть на самолет до Норильска, а она уже совершенно меня измучила, просто как черт в нее вселился.
– А я лечу в Благовещенск, к мужу, – сказала Есения. – Если вы меня подождете, я вам с ней до Красноярска помогу.
– Ой, ну что вы, зачем вам эти хлопоты, вы ведь в положении, – стала отказываться женщина, кивнув на характерно выпуклый живот Есении.
– Да бросьте вы, меня это не затруднит, а беременность – не болезнь, сами знаете, – рассмеялась Есения. – Подождите меня, я зарегистрируюсь, и пойдем.
– Хорошо, спасибо вам. Валечка, иди к маме, тете тяжело, – позвала она дочь, но та, сморщив носик, заявила:
– Буду с тетей! Ты делёшься!
Женщина попыталась забрать отбивавшегося от нее ребенка у Есении, но та остановила ее:
– Пусть побудет со мной, а вы посидите.
Женщина виновато посмотрела на нее, но потом кивнула и села в кресло.
Когда Есения подошла к стойке регистрации, Филипп и Леонид уже оформились и стояли поодаль. А Федор продолжал разговаривать со служащей «Аэрофлота», блондинкой лет сорока пяти, которая на какие-то его слова заливисто смеялась.
Делая вид, что они не знакомы с Есенией, Федор отступил в сторону, дожидаясь, пока ей зарегистрируют билет, намереваясь продолжить разговор с явно понравившейся ему женщиной. Регистратор, проверяя документы Есении, все время поглядывала на него с улыбкой. Но каково же было ее разочарование, когда он, дождавшись ухода Есении, сразу же попрощался и тоже направился к выходу на посадку, повесив на плечо свой рюкзак, который не стал сдавать в багаж. Леонид с Кондратюком пошли за ним следом.
На контроле у ворот металлоуловителя и монитора, показывающего внутренности ручной клади, почему-то сидела только одна служащая. Она лениво покрикивала на пассажиров, чтобы они быстрее выкладывали на ленту транспортера свои вещи. Федор, обогнавший Есению, быстро сунул свой рюкзак под резиновую шторку транспортера и прошел через ворота.
Служащая, увидев на экране монитора содержимое рюкзака, дернулась, разглядев пистолет.
Федор улыбнулся:
– Везу внуку в подарок, не пугайтесь, – и неожиданно быстро потянувшись через стойку, погладил служащую по голове.
Та покачнулась и, сонно посмотрев на него, сказала:
– Все в порядке, забирайте.
Федор снял свой рюкзак с ленты транспортера и оглянулся на Филиппа, который все еще стоял за воротами металлоуловителя, настороженно наблюдая за происходящим. Увидев, что у Федора все в порядке, Кондратюк быстро прошел через ворота. Леонид поспешил за ним следом, слегка напрягшись в ожидании, что баксы, вшитые в его куртку, устроят трезвон, но все обошлось. Он перевел дух, оказавшись по ту сторону ворот.
Есения, держа Валю за руку, подошла к контролю вместе с матерью девочки. Перед воротами Валя почему-то испугалась, но Есения ласково прижала ее к себе, сказав:
– Не бойся, я же иду вместе с тобой. Это такая игра.
Служащая, сидящая со все еще сонным видом перед монитором, поторопила их:
– Давайте быстрее, не задерживайтесь.
– А чего это у тебя нет сумочки? – громко спросила девочка, когда они благополучно миновали ворота.
Есения не нашлась что ответить.
– Ты – бедная? – не отставала от нее Валя.
– Валя, перестань! – дернула ее за руку мать. – Простите ее, несет всякую чушь!
Есения положив руку на живот, рассмеялась:
– Нет, Валечка, я богатая, но сумочка мне не нужна, потому что я все свое ношу с собой.
Леонид бросил на нее предостерегающий взгляд, но Есения успокаивающе посмотрела на него.
В это время Филипп, подойдя к Федору, тихо спросил:
– Что она… – он бросил косой взгляд на служащую, – увидела у вас в рюкзаке?
– Ничего особенного! – отрезал Федор. – Иди спокойно к самолету, я сам разберусь, если что.
– Если мы из-за вас попадемся, то…
Федор поднял на него тяжелый взгляд, оборвав его угрозы на полуслове. Кондратюк отвернулся и, играя желваками, направился к выходу на взлетное поле.
В самолет они попали без эксцессов.
Валина мать, поблагодарив Есению, забрала, наконец, у нее свою дочь и прошла в конец салона. Есения с Леонидом направились к своим местам. У окна, по левую руку от них, устраивалась молодая женщина, которая при их приближении вдруг удивленно посмотрела на Есению и положила руку на свой слегка выпуклый живот.
– Как странно! – сказала она вместо приветствия.
– Что именно? – спросила Есения, садясь рядом с ней.
– Я тоже в положении. Малыш у меня только недавно начал шевелиться. А вот сейчас, как я вас увидела, он вдруг во мне так сильно забрыкался, словно обрадовался вам. Как вас зовут?
– Мария, – после секундной паузы назвала Есения первое пришедшее ей в голову имя.
– А меня Лиза… Вам когда рожать?
– Уже скоро, недель через шесть.
– Боитесь?
– Нет, – улыбнулась Есения, – у меня это уже во второй раз.
Леонид заинтересованно прислушивался к их разговору и потому не успел сделать отстраненное лицо, когда женщина спросила:
– А это ваш муж?
Есения оказалась более находчивой:
– Нет, мы познакомились перед посадкой.
– А вас как зовут? – обратилась к Леониду Лиза.
«Ну, раз Есения – Мария, то я…» – подумал Леонид и ответил:
– Иосиф.
– Правда? Надо же, такое старинное имя… но оно вам не подходит, вы совсем на еврея не похожи, – заметила Лиза.
– А что все Иосифы – евреи? – рассмеялся Леонид. – Сталин, например, был грузином.
– Ну, мы знаем, каким он был грузином… – усмехнулась Лиза и добавила, поясняя: – У меня муж – историк.
– Ваш муж антисемит? – спросила Есения, устраивая удобнее тяжелый «живот» на коленях.
– Ну не совсем так… Просто он согласен с книгами Климова…
– Понятно, – сказал Леонид, посмотрев на нее, а потом, не выдержав, заметил: – Если бы только Климов просто излагал факты, а то для исследователя он чересчур пристрастен и эмоционален, и это сводит на нет многие его высказывания.
– Прошу прощения, что прерываю вашу беседу, но мне бы хотелось поспать, – сказала Есения, устало закрывая глаза. Она не любила разговоры о политике и еврейских или масонских заговорах.
Леонид кивнул и, с извиняющимся видом посмотрев на Лизу, тоже откинулся на спинку кресла.
Вскоре зашумели двигатели. Из динамиков раздался механический голос стюардессы, призывающей всех пристегнуться и не покидать своих мест, пока не погаснет табло. Через несколько минут, пробежав, подскакивая на взлетной полосе, их самолет взмыл в небо.
Федор, сидящий через проход от Леонида и Есении, подмигнул Леониду: мол, все путем – летим…
«Слишком как-то все просто получается, – подумал про себя Леонид. – Как бы это плохо не кончилось! Нам ведь еще Красноярск нужно миновать… Город значимый, информацию о нас туда, наверняка, уже отправили. Эх, лучше бы нам по окраинам добираться, но слишком большие здесь расстояния. Действительно: „только самолетом можно долететь“».
Перелет был коротким, каких-то сорок минут, и, не успев набрать высоту, самолет вскоре начал снижаться.
Есения проснулась, пожаловавшись на боль в ушах. Леонид сочувственно посмотрел на нее.
– Иосиф, вы не поможете донести мою сумку? – раздался вдруг голос Лизы, и Леонид не сразу сообразил, что обращаются к нему. – Как я вижу, Мария не обременена поклажей?
– Конечно, обязательно помогу, – согласился Леонид без удовольствия, но отказывать беременной женщине ему было неудобно.
Когда самолет остановился, пассажиры засуетились, собираясь, а Есения пробралась по проходу в конец салона, где на руках у матери сонно потягивалась Валя.