себя.
Он вовсе не был красавцем в общепринятом смысле этого слова, но в нем было нечто большее, чем просто приятная внешность. Он обладал таким неотразимым мужским обаянием, перед которым не могла устоять ни одна женщина.
Когда Деби подростком переехала жить в Вермонт-хаус, Реджинальд уже не был юнцом, меняющим каждый месяц подружек, и долгое время у него не было серьезных увлечений. Но тем не менее, с полдюжины девушек под разными предлогами постоянно кружили вокруг дома и обрывали телефон, надеясь завести с молодым человеком интрижку.
Реджи как-то сказал ей, что не собирается жениться до тех пор, пока не найдет женщину, с которой хотел бы прожить всю оставшуюся жизнь. И она в свои пятнадцать лет отчаянно влюбленная в него, облегченно вздохнула. Если он до сих пор не нашел такой женщины, то она успеет вырасти и доказать ему, что подойдет на эту роль.
После этого разговора Деби каждую ночь молилась, чтобы ее избранник никого не встретил, пока она не подрастет.
День рождения у нее был в июле, и дед устроил вечеринку, чтобы отметить семнадцатилетие внучки. И Деби почему-то решила, что мгновенно превратилась в глазах Реджи во взрослую женщину. Дедушка подарил ей украшения, оставшиеся от матери: нитку жемчуга, бриллиантовый кулон и другие вещицы. Некоторые из них переходили в семье Вермонтов из поколения в поколение.
Будучи младшим сыном, отец Деборы всегда знал, что дом и небольшое состояние перейдут к его старшему брату, но это никогда не волновало его. Ему нравилась работа учителя, он любил свою семью и тихую размеренную жизнь. А дед, Арчибальд Вермонт, позволил сыновьям дарить своим женам остатки фамильных драгоценностей, зная, что между ними не будет соперничества.
Кроме всего прочего, Деби получила на день рождения очаровательную брошь времен королевы Виктории, украшенную бриллиантами и жемчугом. Потом, покидая дом, она оставила там и ее, и бриллиантовые серьги, подаренные Реджи. Ее мечты рухнули. Оказалось, что он думает о ней всего лишь, как о трудном подростке… надоедливой девчонке, которую ненавидит. Его яростные упреки и едкие слова терзали ее и без того натянутые нервы, и она не могла больше жить с ним под одной крышей…
Дебора до сих пор не могла забыть, как тогда, закончив свою гневную тираду, он вдруг требовательно спросил:
— Почему? Объясни мне! Почему?
Но она упорно молчала, слишком ошеломленная, чтобы защищаться.
— Тебе лучше уехать, — спокойно посоветовал Реджи. — Прежде чем я сделаю то, о чем потом пожалею.
И когда она подошла к двери, дрожа и еле сдерживая слезы, ей вслед прозвучало:
— И ты ничего не хочешь мне сказать?
Она пожала плечами и еле слышно произнесла:
— Какое это теперь имеет значение?
Реджи долго смотрел на нее, потом жестко сказал:
— Убирайся и не попадайся мне на глаза. Тебе понятно? Я больше не желаю тебя видеть!
Дебора повернулась и, глотая слезы, молча побрела в свою комнату. Не раздеваясь, она рухнула на постель и уткнулась головой в подушку. Глухие рыдания сотрясали худенькое тело… Она поняла, что у нее есть только один выход. Бежать…
Кто-то из них должен уехать. Но дед так нуждается в Реджи… Значит, должна исчезнуть она…
Вермонт-хаус был в большей степени ее домом, чем Реджи, но с первых дней пребывания там ассоциировался у девушки именно с этим человеком. Она всегда чувствовала, что он привязан к дому больше, чем она сама.
Во время своей лондонской жизни она всячески запрещала себе скучать по родному гнезду, и делала это именно из-за Реджи.
И я добилась своего, с мрачным удовлетворением подумала Деби, отказываясь вспоминать тот свой
