Возмездие

Неонилла Самухина ВОЗМЕЗДИЕ

Памяти моей сестры

В мае Сергей Николаевич должен был отметить свой пятьдесят пятый день рождения. Но праздника не получилось – накануне его юбилея у жены случился удар, ее увезли в больницу, где она и скончалась, не приходя в сознание. Так, в одночасье, Сергей Николаевич овдовел, оставшись с дочерью-подростком и сыном-инвалидом, изувеченным во время несчастного случая на шахте, где тот проработал с отцом десять лет.

Дочь Сергея Николаевича, Настя, после смерти матери замкнулась и с каждым днем все больше отдалялась от отца и брата. Она, конечно, помогала Сергею Николаевичу по дому, но все как-то молча и отчужденно, словно винила отца в чем-то. А тому некогда было искать к ней подход – все силы и время отнимали работа и хлопоты по дому, ведь нужно было не только уголь рубить, зарабатывая тяжкий шахтерский хлеб, но и кормить и обихаживать себя и своих детей.

Сергей Николаевич надеялся, что когда дочь вырастет, то полностью возьмет на себя ведение хозяйства и заботу о брате, но та, едва окончив школу, неожиданно собралась и, заняв деньги у соседей, уехала, не оставив даже записки.

Для Сергея Николаевича это был удар. Долг ее он, конечно, соседям отдал, но, не получая от дочери никаких вестей, терзался и винил во всем себя.

Помыкавшись несколько лет по разным городам и весям, Настя вернулась домой, но не одна, а с маленьким сыном… Повзрослевшая, похорошевшая, но все такая же замкнутая, словно смерть матери навсегда убила в ней малейшие проявления жизнерадостности и оптимизма, обычно свойственные молодости.

Ее стройная фигура, гордая осанка, волосы, льняной волной накрывающие плечи и спину, привлекали внимание прохожих мужчин, но замкнутое выражение лица и отстраненный взгляд ее серых глаз не вдохновляли на знакомство.

Сергей Николаевич был очень рад возвращению дочери и обретению внука, глаза которого вызвали в нем какие-то смутные воспоминания – тот напоминал кого-то, но кого – Сергей Николаевич никак не мог припомнить. Однако дочь с внуком в отцовском доме долго не задержались: через два месяца Настя неожиданно вышла замуж за Степана, с которым училась когда-то в школе и который недавно вернулся в их городок с Севера, где проработал после армии два года на стройке.

Глядя на свадьбе на Степана, Сергей Николаевич вновь ощутил смутное беспокойство, но все встало на свои места, когда Степан взял Гришу на руки – они смотрели на мир одинаковыми синими глазами…

«Бедная моя доченька! – ахнул про себя Сергей Николаевич. – Так вот почему ты тогда так сорвалась и уехала…»

Он подошел к дочери и крепко обнял ее, вкладывая в свое объятие извинение, что проглядел случившееся, не поддержал дочь в трудную минуту, и, впервые за много лет увидел, как Настя скупо улыбнулась ему в ответ.

«Все будет хорошо! – подумал Сергей Николаевич, веря, что их отношения теперь улучшатся и они станут друг другу ближе. – Все у нас теперь будет хорошо!»

Но, переехав после свадьбы к мужу, Настя не баловала отца и брата своими визитами и лишь изредка забегала к ним помочь по дому. Да и зять тоже не проявлял особого гостеприимства, и вообще оказался со странностями. Поговаривали, что из-за тяжелой контузии, полученной в Чечне, где он проходил срочную службу, Степана порой «клинило» и тогда он впадал в беспричинную ярость, крушил все подряд, даже не будучи пьян, и никто не мог его утихомирить. Видимо, поэтому ему и пришлось уволиться с северной стройки. Правда, во время своих буйств он никогда не обижал жену и сына, но и те сами старались не попадаться ему под горячую руку, а уходили переждать его приступы к соседям. В остальное время жили они вроде неплохо, только Насте приходилось работать за двоих, когда у Степана случались срывы, после которых он лежал дома неделю, а то и две, совершенно обессиленный и вялый.

Конечно, совсем не такого мужа хотел Сергей Николаевич для своей дочери, но та его благословления и не спрашивала, к тому же у них было дитя, а это-то со счетов не сбросишь…

Да, единственное, что радовало Сергея Николаевича, был его внук. Он забирал маленького Гришу к себе на выходные, души не чая в мальчонке. Сердце Сергея Николаевича таяло, когда Гриша лукаво поглядывал на него синими глазищами, доставшимися ему от отца, или, обхватив шею деда ручонками, пыхтел ему на ухо, изображая паровоз.

Именно Сергей Николаевич научил Гришу читать, и тому так полюбилось это занятие, что он мог часами читать вслух, водя пальчиком по строчкам. Это стало еще одним после телевизора развлечением и для его искалеченного дяди, у постели которого Гриша провел немало времени, читая все подряд, что было под рукой: книга – так книгу, газета – так газету.

Когда Гриша пошел в первый класс, полученные у деда навыки чтения ему очень пригодились, не говоря уже о том, что букварь он к школе знал почти наизусть, и вхождение в учебу для него не было трудным.

Когда сын Сергея Николаевича неожиданно скончался от инсульта – добила-таки полученная в шахте травма – Сергей Николаевич погоревал месяц в одиночестве, а потом решил уговорить Настю, чтобы Гриша, которому к тому времени исполнилось восемь лет, переехал к нему насовсем.

Настя не стала возражать, зная, как ее отец прикипел к внуку, и даже обрадовалась в надежде, что так и ей будет полегче – в последнее время муж стал все чаще болеть и, будучи не в состоянии работать, начал попивать. После каждого возлияния ему становилось так худо, как не бывало даже после тех приступов ярости, которые беспричинно душили его уже чуть ли не каждый месяц. Настя пыталась увещевать мужа, но тот только виновато выслушивал ее сетования и продолжал пить.

Разрывавшейся между тремя работами и выхаживанием вечно хворого мужа, который словно намеренно загонял себя в гроб, Насте давно уже было не до сына, хотя она и понимала, что тот растет и ему нужна если не крепкая, то надежная мужская рука. А этого Степан, сам едва справлявшийся с собой, дать ему, конечно, не мог.

Отцу Настя ничего не рассказывала, но когда Сергей Николаевич пришел за вещами внука и взглянул на исхудавшее лицо зятя, он вдруг испуганно подумал, что тот, похоже, не жилец. Степан лежал на кровати, отходя после очередного приступа, и даже не смог встать, чтобы поприветствовать тестя, – только едва слышно поздоровался.

«Ох не дай Бог Насте вдовой-то остаться…» – сокрушенно подумал Сергей Николаевич, отводя взгляд от зятя и стараясь не встретиться глазами с дочерью. Но та, догадавшись по выражению его лица, о чем он думает, горестно кивнула и развела руками.

Однако беда пришла оттуда, откуда не ждали…

Когда Настя поняла, что забеременела, она пришла в отчаяние – у нее не было ни физических, ни душевных сил взваливать на себя еще одно бремя – и без того уже ноги от усталости и нагрузки расползлись чуть ли не на шпагат …

Проплакав несколько дней, она приняла горькое, но показавшееся ей единственно верным решение. Она попросила у Сергея Николаевича деньги взаймы и пошла на аборт, естественно, не обмолвившись об этом даже словом ни мужу, ни отцу.

Еще в больнице, где она промучилась после чистки несколько часов, ей стало вдруг тяжело дышать. Она пожаловалась на это врачу, но та отмахнулась, мол, обычное дело, ничего страшного, и вообще Настя может уже идти домой, у нее все в порядке, смысла оставаться дальше в больнице нет, а отлежаться можно и дома – там, как известно, и стены помогают.

Настя почти ползком добралась до дома, и, пожаловавшись пришедшему с работы опять под хмельком Степану, что ей плохо и все тяжелее дышать, легла. Он даже и не понял, что она не уснула, а потеряла сознание.

Потом уже, когда ему никак не удавалось ее разбудить, вмиг протрезвевший от паники Степан вызвал «скорую». Но когда та приехала, сделать что-либо было уже поздно. Диагноз оказался страшный – из-за прободения матки во время аборта у Насти открылось внутреннее кровотечение, потом – перитонит и, как следствие, сепсис – смертельное заражение крови с неотвратимым концом…

***

Три дня мужа Насти не могли оттащить с ее могилы: как только был насыпан песчаный холмик над ямой, поглотившей гроб его жены, Степан ничком упал на него сверху и так и лежал, отбрасывая от себя всех, кто пытался его поднять.

Сергей Николаевич несколько раз приходил с внуком к могиле с лежащим на ней зятем, приносил еду, но так и не смог уговорить того ни поесть, ни пойти домой.

Но на четвертый день зятя на могилке не оказалось…

Сергей Николаевич обрадовался, что тот, видимо, наконец, пришел в себя, и поспешил с внуком к Степану домой, надеясь найти его там.

Но еще на подходе к дому, где жили Настя с мужем, Сергей Николаевич увидел несколько милицейских уазиков и толпу, стоящую вдоль забора, отделявшего двор от улицы.

С недобрым предчувствием Сергей Николаевич поспешил к калитке, но милиционер его не пустил.

– Там мой зять, – объяснил старик.

– Тогда ребенка хотя бы с собой не берите, – почему-то отводя глаза, сказал милиционер.

– А куда ж я его дену? – растерялся Сергей Николаевич. – Да что случилось-то?!

Но тут стоящая рядом старушка-соседка, протянула руку к мальчику и предложила:

– Я с ним побуду. Иди к бабуле, Гришынька.

Мальчик нехотя подошел к ней, а Сергей Николаевич попытался утешить внука:

– Я быстро, ты постой тут с бабой Ганей, а я пойду узнаю, в чем там дело.

В доме за столом сидело несколько милиционеров, один из них что-то писал, но зятя среди них не было.

– Что надо, папаша? – сурово спросил Сергея Николаевича сидящий с краю милиционер.

– Да я вот зашел спросить, что случилось-то? – робко пояснил тот. – Я – тесть…

– А, ну раз тесть, то сходи в сарай да посмотри, что случилось. Проводи его, Санастин.

В сарай, куда его сопроводил молодой высокий милиционер, Сергей Николаевич вошел с опаской. Зайдя внутрь со света, он не сразу смог рассмотреть в полумраке, что там происходит, только заметил, что несколько человек суетились вокруг чего-то в углу. Один из них, видимо, милицейский фотограф, щелкал затвором фотоаппарата, озаряя окружающее вспышкой.

Подойдя поближе, в момент очередной вспышки, Сергей Николаевич и увидел своего зятя. Тот сидел на ящике, привалившись спиной к стене, глаза его безучастно смотрели перед собой, брюки были почему-то спущены, а весь его пах и голые худые ляжки были залиты чем-то черным. В одной руке у него был зажат серп, а другая была откинута в сторону, словно отбросила что-то да и упала обессиленно.

«Это же он в крови весь! – в ужасе догадался Сергей Николаевич и, вглядевшись в тень между ног зятя, отпрянул. – Он, что же, себя оскопил?! Матерь Божья!»