Выслушав его исповедь, Петр Иванович сокрушенно покачал головой:
— Ну, знаешь ли… Не думал я, что мой единственный сын способен на такое…
И, помолчав добавил:
— Значит, ты женишься, только из-за того, что будет ребенок? Ты же сломаешь девочке жизнь! И себе тоже. Жить с нелюбимой женщиной — тяжкий крест! Ты, готов к этому? Если нет, может, тогда лучше, просто дать ребенку нашу фамилию?
— Нет же, папа! Я люблю её! Как ты не понимаешь! За эти четыре месяца, я понял, что именно Юля — моя половинка. И я женюсь на ней не потому, что сделал ей ребенка! А просто, потому, что хочу, чтобы именно она, стала моей женой. Я женился бы на ней в любом случае! И ребенок получился только потому, что мы с ней слишком сильно любим друг друга… Ты же сам сказал, у меня было много женщин, и я этого никогда не скрывал. Но ни одна, слышишь, ни одна из них, не может сказать, что у неё от меня есть ребенок! Я этого никогда не допускал! А здесь! Это просто дар Божий, папа! Благословение, нашего с ней союза! И я хочу этого малыша!
— Хорошо, Гриша. Я согласен на ваш брак, хоть и считаю его мезальянсом. Но ты — мой единственный сын. И я желаю тебе счастья. Думаю, мама — тоже. Если уж у вас такая любовь! Но. Смотри, это должно быть на всю жизнь! В роду Вяземских не было разводов. И я этого не допущу!
Они вышли из кабинета.
Анна Григорьевна сидела в кресле, тревожно прислушиваясь к голосу мужа.
— Аня, — сказал Петр, — через неделю, мы летим в Москву на регистрацию брака Григория и Юли. Свадьба будет потом.
— Но…
— Потом поговорим.
Через неделю они поженились.
Григорий привез молодую жену в свой дом, как законную хозяйку.
— Пошли, я что-то тебе покажу! — он потянул её наверх. Они поднялись на второй этаж и остановились у комнаты, где когда-то жила Юлька.
— Закрой глаза и не подсматривай, — сказал Вяземский.
Юля послушно закрыла глаза. Он взял её на руки и вошел в комнату.
— Смотри.
Меньше всего, она ожидала увидеть то, что предстало её глазам.
Детская! Господи! Белая колыбелька, в тон ей стол для пеленания и ночной столик, заменили прежнюю обстановку. Около окна теперь стояло кресло- качалка, и в ней сидел огромный лохматый медведь с большим красным бантом.
У неё защипало в носу, когда она увидела, что стены оклеены обоями, которые она сама бы выбрала, — карусель зверюшек, окрашенных в мягкие пастельные тона. Очевидно, что здесь поработал профессиональный дизайнер.
— Нравится? — спросил Гриша.
Вместо ответа, Юля прятала лицо у него на груди и разрыдалась счастливыми слезами:
— Я так люблю тебя!
— Я тоже люблю тебя. И ты можешь быть уверена в этом, — проговорил Григорий и подтвердил клятву захватывающим поцелуем, от которого у Юльки не осталось ни малейших сомнений в душе и сердце.
Эпилог
— Хорошо, Юля, когда начнутся схватки, ты должна тужиться, причем очень сильно, и тогда все
