хотел ее. Каковы бы ни были его чувства к Аннабелл, но сейчас он никак не мог насытиться именно ею, Эвелин, — брошенной невестой младшего брата. И пусть окружающие думают что угодно. В эту минуту она ничего не желала больше, чем его близости.
Ей было необходимо снова и снова испытывать это бурное возбуждение, ловить ответный отклик, чувствовать, как под ее пальцами сокращаются его мускулы, утопать в жарких, не знающих стыда поцелуях.
— А как же твои друзья? — неожиданно вспомнила она, на мгновение отрываясь от его рта.
— Я им позвоню, — пробормотал Эндрю. — Потом. — Эвелин провела ногтями по спине мужа, и он снова вздрогнул. — Попозже. — И, подхватив жену на руки, понес ее в спальню.
Теперь он взял инициативу на себя. Эндрю не был бы тем властным и сильным мужчиной, который так нравился Эвелин, если бы довольствовался пассивной ролью. Но на этот раз их близость была нежной, неторопливой — в полную противоположность тому, что произошло накануне. Эндрю словно хотел показать, что умеет быть ласковым, чутким любовником, тщательно контролирующим свою страсть, какой бы всепоглощающей она ни была. Он осыпал нежными поцелуями все ее тело, с головы до ног, до тех пор пока Эвелин не почувствовала себя растаявшим воском, и только тогда медленно вошел в нее.
И замер. Она удивленно раскрыла затуманенные желанием глаза, и что-то дрогнуло в ее сердце.
— Ты прекрасна, — прошептал он. — Я тебя обожаю!
Обожание — это ведь тоже своего рода любовь? — мелькнуло в голове у Эвелин. Во всяком случае, нечто сродни ей. А если так, то и она испытывала те же чувства.
— Я тебя тоже, — шепнула она, и глаза Эндрю засветились.
Эти слова разбудили в нем источник новой силы. В следующую секунду он стал двигаться медленно, ритмично, вызывая у нее все новые волшебные ощущения.
Это было нечто особенное. Слова любви наполнили их близость новым смыслом, и даже последовавший за этим экстаз был уже не бурным потоком, а скорее сладостной бездной.
— Может быть, теперь расскажешь мне, где была сегодня?
Эндрю лежал рядом с женой, опираясь на локоть, и легко водил кончиком пальца по ее щеке. Этот спокойный, ласковый жест удивительно гармонировал с пережитыми только что волшебными мгновениями.
Эвелин приподняла тяжелые веки и встретила ясный взгляд мужа.
— Ты снова будешь сердиться, — лениво протянула она. — А мне сейчас слишком хорошо.
Он не выдержал и негромко рассмеялся.
— А если я пообещаю не сердиться?
— Ну, хорошо. Он американец, и зовут его Энтони. — Палец Эндрю настороженно замер на ее щеке. — У него есть жена по имени Люси, и каждому из них за семьдесят. Они собирались на экскурсию. Я спросила, можно ли мне присоединиться к ним, они согласились, и мы чудесно провели время.
На несколько секунд в комнате повисла напряженная тишина.
— Чертовка! — воскликнул Эндрю. — А я-то воображал, что ты разгуливала по городу с каким-нибудь неотразимым кавалером.
— Ты обещал не сердиться, — напомнила Эвелин, надувая губки.
— К сожалению, — недовольно отозвался он.
Но в его глазах появилось какое-то новое выражение, которое она сначала не разгадала. А потом на нее снизошло озарение. Нежность — вот что это! Нежность и ласковая снисходительность.
— Ну и где же ты побывала с этими симпатичными американцами?
Эвелин принялась подробно описывать поездку, не упуская ни одной мелочи. Дойдя до рынка в маленьком городке, она вспомнила о нефритовом Будде, вскочила с кровати, оборвав себя на полуслове, и нагишом побежала за сумкой, в которой лежали сувениры.
— Я купила тебе подарок, — пояснила она недоуменно приподнявшемуся Эндрю.
— Надеюсь, не часы, — лукаво поддразнил он.
