В самолет Пир вошел последним. Оставалось одно-единственное свободное место, в третьем ряду, рядом с голубоглазым пареньком, похожим на подростка.
– Привет, – сказал паренек. По-английски он говорил неважно. Точнее, произношение у него было ужасное, слова же он подбирал легко и непринужденно. – Я – Хари Кирвисниеми, из Тампере. А ты?
– Из России. Гена, – коротко ответил Пир, пожимая твердую и мозолистую, как у опытного яхтсмена, руку.
– Чего это из Лондона тебя одного прислали? Там же цикл позже начался, чем у нас, так? Или у вас цикл короче? И почему только тебя? Или остальных – на другие базы?
Пир вопросительно уставился на маленького финна. Потом сообразил: никто так и не понял, что он не новичок. Эти ребята думают, что Пир только-только завершил курс подготовки, как и все они.
Пир пожал плечами. Не ответил, значит не соврал…
Он думал, что вылетит из проекта. После того террора в Барселоне, когда Толик Воронин и Войцех Язерский полегли от его руки, и Ник Завадски, больше, чем просто друг, едва не погиб. Наверное, это везение, что первое время после Барселоны Пир провел в непрекращающемся беспамятстве. Когда врачи его вытянули и из очень тяжелого состояния в просто тяжелое и сознание стало возвращаться все чаще, было еще не до раздумий, но чувство времени проснулось, а всем известно, что время – умелый лекарь. Когда Пир стал и вовсе выздоравливать, события двадцать четвертого июля уже казались чем-то давним и полустертым. В душе осталась пустота. Пир вдруг понял, что не сделал в жизни ничего такого, что могло бы хоть как-то уравновесить убийство друзей-оперативников. То есть, он конечно шел под огонь террористов и в Донецке, и в Симферополе в девяносто восьмом, и раньше – в Москве, Ацхали и Питере, и еще в десятке мест. Наверное, он спасал чьи-то жизни, но этих спасенных Пир либо вообще никогда не видел, либо видел мельком, несколько секунд, когда уводил заложников, прячась за терриконами, или вытаскивал на Ялтинском шоссе девчонок-одиннадцатиклассниц из полусгоревшего «Икаруса»… Как-то все это казалось несерьезно. Да и можно ли оправдать смерть Воронина и Язерского? И Кости Белова? Оправдать-то можно, только смириться…
В общем, Пир считал, что в жизни у него что-то оборвалось и закончилось. Но Батт считал иначе.
«Пир, – сказал он с экрана терминала экстренной связи, который неведомо как появился у изголовья больничной койки когда сознание бродило неизвестно где, – ты нужен. Ты нужен мне и ты нужен проекту. Мне жаль, что так все сложилось в Барселоне… но мы на войне. Никто не знает чужаков так, как ты и Завадски. Нам нужен твой опыт и твое умение. Вместо того, чтобы думать об убитых даже не тобой – а теми же чужаками – Воронине и Язерском, подумай о желторотых новичках, никогда прежде не ходивших против сектоидов или мутонов, которых ты сможешь спасти просто потому, что опытнее их. Я даже не стану тебя уговаривать, Пир. Я просто жду тебя на базе едва ты поправишься.»
Пир подумал: пока на второй чаше весов ничего нет… почти. Так может там еще что-нибудь и окажется? Хуже, во всяком случае, не будет.
И он согласился. Врачи поставили его на ноги к исходу октября.
«Рисентикл» разбежался по полосе и ушел вверх. Небо в иллюминаторе было почти таким же, как без малого год назад, в декабре, когда на «Европу» летели первые оперативники. Пир вздохнул. Теперь половина из той восьмерки мертва, а Пир и Завадски прошлись по самому краю, удержавшись в мире живых благодаря не то везению, не то искусству венских медиков. Или благодаря и тому и другому одновременно. Во всяком случае, Пира сшили заново. Как он тогда в Барселоне принес на себе раненого Ника Завадского врачи понимать отказались. Да и «американцы» Паллистер и Олаэча не раз уже попадались медикам в лапы, и, понятно, не без оснований.
– Эх, – сказал маленький финн. – Хоть бы сразу в дело пустили, что ли… Говорят, новичков первое время в миссии берут редко…
Пир молча покосился на соседа.
«А кому надо, чтоб ты нарвался на плазменный импульс в тесном пространстве чужого корабля потому что не знаешь, где имеют обыкновение прятаться чужаки? Или тупо смотрел на брошенную из-за угла силовую гранату, вместо того, чтоб уносить ноги, если это еще возможно?» – подумал Пир.
