Судя по голосу, говорил Амвросий:
– Конрад, ну и товарищ у тебя! Мы думали, бесшабашнее Бешеного Свенссона катафрактов в нашей центурии, а то и в банде нет никого. Но маркиз и его переплюнул. Когда мечом работал, был как все – нормальный воин. А как за свою секиру взялся – ужас! Мало того, что печенегов рубил, как капусту, так и своим урон едва не нанёс. У меня щит задел – так он вдребезги, одна рукоять в руке осталась. Ты бы его как-то контролировал, что ли?
– Хочешь, чтобы я рядом был? Дудки! Я сзади был, тыл его прикрывал. Но оказаться сбоку не хочу.
Ни фига себе! Оказывается, к Бешеному Свенссону и к нему в бою никто не рискнул приблизиться. То-то и он, и Свенссон в порядки печенегов вклинились, как ледоколы. Надо впредь спокойнее держаться. А как спокойнее, когда секира сама навязывает темп боя? Это не меч, ею активно работать надо, и причём – на обе стороны. Ну вот, приклеят теперь какое-нибудь прозвище – в любой армии это запросто.
Приведя в последнюю очередь в порядок кольчугу, Алексей прошёл в палатку.
– Отбой уже был? Я что-то трубы не слышал.
– А букинатор с бандой отбыл, так что трубы не услышишь. Или соскучился?
– Устал.
– Ложись спать.
– Караул всю неделю другая центурия нести будет. А нашей центурии на завтра кентарх день отдыха объявил.
Выспаться удалось на славу. А утром в лагерь две подводы прибыло – подарок императора. В одной – несколько связанных баранов, в другой – свежие фрукты и овощи. Кентарх сразу же распорядился всё отправить на кухню, и вскоре над лагерем поплыл восхитительный аромат жарящегося мяса и похлёбки. За десять дней похода все соскучились по горячей пище: ведь есть приходилось только два раза в день – утром и вечером, да и то всухомятку.
Пока ждали обеда, Алексей размышлял. По всему видно, что для империи положение плачевное – даже отчаянное. В пору его первого переноса сюда здесь были обширные земли, в каждой феме – вымуштрованные войска и опытные полководцы. Где это всё? Судя по всему – империя в упадке. Иначе чем объяснить, что сам император командует обороной заштатного городка Чуруле?
Алексей был недалёк от истины. Товарищи его, катафракты, не задумывались, а он привык анализировать всё, что увидел.
Византийский император не усомнился раскрыть перед глазами посторонних всю ту бездну стыда, позора и унижения, в которую была низвергнута империя христиан. С берегов Босфора до Европы донёсся вопль отчаяния, настоящий призыв утопающего. Император византийский писал государям и папе римскому:
«Святейшая империя христиан греческих сильно утесняется печенегами и турками. Они грабят её ежедневно и отнимают её области. Убийства и поругания христиан, ужасы, которые при этом совершаются, неисчислимы. Турки подвергают обрезанию детей и юношей христианских, изливая кровь в купели христианского крещения. Они насилуют жён и дев христианских пред глазами их матерей, которых при этом заставляют петь гнусные и развратные песни. Над отроками и юношами, над рабами и благородными, над клириками и монахами – над самими епископами они совершают мерзкие гнусности содомского греха. Почти вся земля наша, от Иерусалима до Греции, не исключая Фракию, подверглась их нашествию. Остаётся один Константинополь, но они угрожают в самом скором времени отнять его у нас.
Именем Бога умоляем вас, воины Христа, кто бы вы ни были, спешите на помощь мне и христианам».
Алексей о положении империи не знал, как не знал и о послании императора, но выводы после увиденного сделал довольно точные. Кто только не пытался завоевать эти благодатные земли! С причерноморских степей приходили скифы, хазары, узы, теперь печенеги; а за ними грозной волной уже катятся половцы.
На отчаянный призыв императора откликнулся только Роберт Фриз, герцог Фландрии. Остальные раздумывали, а то и откровенно радовались несчастью Византии, не понимая, что только она да мадьяры сдерживают напор степняков.
