бойца своей армии — каждый божий день с того момента, когда энтузиазм по поводу нашего крестового похода улетучился на его второй год. Мне как-то удалось найти волевых, умных и дальновидных людей. Но этого было недостаточно. Я также нуждался во влиятельных людях, и ради задачи, чья важность не допускала никаких компромиссов, именно на них мне и пришлось пойти. Со мной было много — слишком много — полковников, имевших своё звание только лишь в силу знатного происхождения. Наше предприятие было отравлено ошибками, несчастными случаями и идиотскими субъективными решениями. Но мы справились — благодаря нашей численности, вере и вооружению. Даже Голгофа, которая воевала с нами пылью и бурями с неменьшим ожесточением, чем любая зеленокожая орда, не сумела нас остановить.
Сейчас орки бежали. Сейчас Трака был загнан в угол.
Далеко впереди рокотал гром, утробный, как гул землетрясения. «Гибельные Клинки» выпускали на волю ад, обрушивая его на головы орков. Взблески их канонады были больше и ярче гневных зарниц в тучах. Мне хотелось быть на передовой вместе с этими величественными танками. Когда мы закончили сбор на Плато Адрон, я взобрался на один из них, чтобы обратиться к полкам. Вокс-модули транслировали мои слова всей армии, но образ, который я являл собой для всех, кто мог меня видеть, тоже играл существенную роль. Трон, как же хорошо я понимал важность образа! Я также знал его проклятие и его бремя. Делая то, что мне полагалось, я выбрал в качестве своей ораторской трибуны "Оплот Горделивости". "Горделивость" выделялась даже среди великолепия «Гибельных Клинков». Это было орудие брани, созданное с бесподобным искусством, истинный военный шедевр. Соответствуя своему имени, она презрела камуфляж. Вместо этого она имела чёрный цвет космической пустоты. Это была сама идея мощи, которую вызвали к физическому существованию и дали ей металлическое тело. На её орудийной башне даже имелась самая настоящая ораторская трибуна. Стоя там, я чувствовал, как в моей крови струится сила этого танка. Когда я говорил, в моих словах звучал огонь истинного воодушевления. Я сошёл с "Горделивости", испытывая сожаление, граничившее с чувством тяжёлой утраты.
Сейчас я тоскующе смотрел в направлении танкового оркестра. Но передвижным командным пунктом была специально оборудованная «Химера», а ей недоставало прочности, чтобы находиться на острие атаки. Да и связь на Голгофе была, в лучшем случае, затруднённой, и мне следовало оставаться в пределах ограниченной досягаемости воксов как можно большего количества войск. Так что я должен был удовлетворяться созерцанием вспышек от наших ударов и слушанием громыхающего барабанного отстука нашего наступления.
Я
Новый раскат военного грома, словно бы в ответ «Гибельным Клинкам». Более могучий и в то же время более отдалённый, и на этот раз он донёсся сзади. Я оглянулся в том направлении, откуда мы пришли. В нескольких километрах позади марширующих войск и рычащих машин, за линией холмов, которую мы пересекли часы тому назад, видимые в засорённой атмосфере Голгофы лишь как размытые силуэты, схватились боги. Наши Титаны бились со своими низкопробными орочьими аналогами. Официальное наименование орочьих машин было «гаргант». Слово было безобразным, пренебрежительным[1], и не без умысла. Официо Стратегос не стремилось к облагораживанию неприятеля, как и не должно было. Зато в опасности, которую представляли собой гарганты, не имелось ничего, чем стоило бы пренебрегать. Это были колоссальные тотемные чудовища. Как люди соотносились с титанами класса «Полководец», — человеческое тело, сделанное грандиозным по размеру и разрушительной мощи, — так орки соотносились с гаргантами. Эти машины, которыми зеленокожие воздавали честь своим дикарским божествам, были неповоротливыми бочкообразными горами стали и пушек. Они могли бы испепелить все наши полки. Титаны вступили с ними в схватку, и исполины уже два дня блокировали друг друга в адской патовой ничьей. Мы пересекли их поле боя, как вереница муравьёв. В тот момент я ощущал себя букашкой, моя деятельность казалась мне ничтожным украшающим призвуком к грозной симфонии
