– Смотри, Вероника! – говорила Таня. – Игла входит под углом в девяносто градусов, так легче проколоть, теперь поворот, захватываешь ткань, стягиваешь. Попробуй. Хорошо! Угол меньше, не торопись. Узел слаб. Давай заново. Теперь лучше. Ай, перетянула. Ты их чувствуй.
– Кого, Татьяна Владимировна?
– Ткань-тело, иголку и нить.
Хирургическая сестра шумно дышала носом, недовольная затянувшимся мастер-классом. И так ведь каждый раз у Татьяны Владимировны! Можно было закончить полчаса назад! Анестезиолог и его ассистентка открыто выражали нетерпение: сколько нам здесь торчать?
Татьяна не обращала внимания на их эмоции. Сколько надо, столько и будете торчать. Работать!
У Вероники получалось вполне удовлетворительно. Главное – Вероника старалась.
Ординатор Люся приплясывала на месте:
– Ну, хоть стежок! Ну, дайте пошить! Хоть узел завязать!
Татьяна разрешила после подробнейшей инструкции, которая, похоже, пролетела мимо ушей ординатора, обалдевшей от счастья. Анестезиолог и его ассистентка, хирургическая сестра, Таня и Вероника застыли над телом спящей пациентки, наблюдая, как Люся делает первый шов. Их интерес ничем не отличался от интереса людей, наблюдающих за резчиком по дереву, который впервые взял в руки инструмент. У Люси дрожали пальцы. Анестезиолог и прочие не удержались от разочарованного вздоха.
– Не выходит каменный цветок, – хмыкнул анестезиолог.
– Ничего! – сказала Таня и протянула руку за иглой. – Первый раз ни у кого не выходит. Где, ну? – рыкнула она на операционную сестру.
Татьяна шила и в двадцатый раз говорила о том, как правильно вводить иглу, стягивать края, чувствовать натяжение нити. Надо будет, и двадцать пятый раз объяснит, покажет.
Операционный блок находился на втором этаже, их отделение – на третьем. Они поднимались по лестнице: Таня, Вероника и Люся – измотанные, усталые.
– Татьяна Владимировна! – вдруг сказала Вероника. – Нам с Петей страшно повезло с вами.
– Куда повезло? – не сразу поняла Таня.
– Повезло, что вы не давите нас, что учите, что позволяете самим руками действовать.
Спина у Тани ныла отчаянно, поэтому, наверное, вырвалось искреннее удивление:
– Разве? Мне казалось, что я вас вечно контролирую и не даю возможности работать самостоятельно.
– Мы с Петькой, – продолжала Вероника, – через полгода защитимся. Кандидаты медицинских наук. Идеи – ваши, набранный материал – ваши операции. Имея звание и вашу практическую школу, нас с руками оторвут.
– «Имея, оторвут» не по-русски звучит.
– Вот вы вся в этом! – неожиданно вступила Люся. – Такая женщина! И лицо, и фигура! Зашибись! А никто не зашибается.
– Увы! – Таня усмехнулась.
– Вы не понимаете! – горячилась Люся. – Мой дедушка был очень главным милицейским начальником по кадровой части. Помните «Семнадцать мгновений весны»? Там на каждого фрица характеристика мелькала: «Истинный ариец, характер нордический…» У наших сотрудников гораздо умнее было в характеристиках. Обязательная графа – самооценка. Вдумайтесь, как верно! Про одного человека: «Самооценка завышена». Про другого: «Самооценка занижена».
– И ни у кого не было верной самооценки? – спросила Таня, остановившись на лестничном марше, потому что спину пробило электрическим разрядом, не двинуться, едва удержаться от стона.
– Не было! – подтвердила Люся. – Но это не главное! У вас, Татьяна Владимировна,
