она никогда ни о чем не рассказывала. А мы, глядя на Игоря, который с Эльки пылинки сдувает, только радовались за подругу.
Девичники
Мне почему-то трудно определить время, когда наша женская компания окончательно сформировалась. С Катей я дружу всю жизнь, Настя приехала в Москву в перестроечное лихолетье – конец восьмидесятых, начало девяностых, тогда же познакомились и сошлись с Ирой и Элькой. Но я хорошо помню место, где все зародилось. Ресторан гостиницы «Минск» на улице Горького, ныне отсутствующий, улица переименована в Тверскую. С часу до трех в ресторане предлагался комплексный обед – салат, первое, второе и компот. Стоил обед рубль двадцать. В начале девяностых никак не мог столько стоить, поэтому у меня некий конфуз с памятью. Но то, что, сбегаясь на обед в «Минск» с разных концов Москвы, не часто – раз в неделю-две, именно там мы поняли, что в суматошной и беспросветно проблемной жизни получаем заряд оптимизма – совершенно определенно.
Мы стали называть наши встречи девичниками, и до сих пор определение присутствует, хотя вредная Катя говорит, что пора их переименовать в «бабульники». Потом были другие рестораны, кафе, квартиры, дачи – главное, чтобы на девичнике-бабульнике отсутствовали любимые, но посторонние – родители, мужья, дети, теперь уже внуки. Дали бы нам хоть несколько часов побыть наедине друг с другом, наговориться, насмеяться и напечалиться. Потом пусть приходят – встречают из кафе, приезжают на квартиру и усаживаются за стол, едят и выпивают, бросая на нас подозрительные взгляды: «Чем они все- таки тут занимаются, если так стремятся на эти посиделки?»
Никогда в жизни я не посещала психотерапевта, мои подруги тоже. Но у каждой из нас есть четыре психотерапевта, эффективность работы которых исключительно высока.
– Психотерапия, – говорит Катя, – это слишком мудрено. Любишь ты, Алена, красивые слова. Уборка помещения в смысле мозгов. Встретились, сор из башки вымели, мебель по местам расставили.
– В чистом жить приятно, – соглашается Элька.
– Сколько денег сэкономили, – усмехается Настя, которая любит себя выставлять корыстной особой.
Мы болтаем, Андрей правильно говорит – чешем языками. Много смеемся. Кто-нибудь первый рассказывает недавнюю историю, происшествие: с мужем, с ребенком, на работе, в чиновничьем кабинете, в поезде – не важно с кем, где и когда, главное – преподнести потешно, объектом потехи, как правило, выступаешь ты сама, рассказчица, твои реакции, твоя нелепость и откровенная дурь. В первой истории есть какая-нибудь зацепка, которая вытаскивает на свет другую историю, тоже смешную, не обязательно из нашей жизни: «у моей свекрови был случай…» – тоже годится, если смешно. «А помните?..» – и мы в который раз смеемся.
Над тем, как Иринин муж, который терпеть не может врачей, но, поддавшись громогласному и многодневному натиску жены, все-таки отправился в поликлинику. Коля перепутал кабинеты и ворвался к гинекологу. Опешившая докторша подумала, что это муж какой-нибудь беременной заявился скандалить, спросила: «На что жалуетесь?» В ответ, без слов, Коля спустил штаны и представил ягодицы с россыпью мелких фурункулов… Хирург принимал в соседнем кабинете. Повезло стоматологам, как говорится.
А история про то, как мои дети побирались «на апельсины»? Им хотелось настольный хоккей купить. Пошли по квартирам, говорили, что я в больнице лежу при смерти, а папа на кухне водку пьет, потому что у него нет денег на апельсины для мамы.
Или случай с Элькиной мамой в начале девяностых. Она несла в ломбард шубу. По дороге был стихийный рынок, на котором много приличных женщин с вещами стояли. Мама Эльки решила, что продать
