И в конце концов Роберт решился. Ответ, который он собирался дать сейчас, был для него определяющим. Все мысли Роберта прошлой ночью, все его бессвязные рассуждения днем ни к чему не привели и даже не подготовили его к настоящему моменту. Он пытался, вычислял чуть ли не математически, выбирал между этими двумя женщинами, между стабильностью и безопасностью с Кейти и неизвестностью, которая ожидала его, останься он со Стефани. Конечно, Роберт мог бы отказаться принять решение. Тогда бы он потерял Стефани. Но эта неопределенность могла заставить Стефани обратиться прямо к Кейти, тогда Роберт потерял бы и ее тоже. Джимми Моран был прав: за все нужно платить.
— У меня уже был подобный опыт отношений, Роберт, я говорила тебе об этом. Но я никогда не испытывала такого чувства, как сейчас. Я люблю тебя. Мне нужно знать, любишь ли ты меня. Мне нужно знать, любишь ли ты меня так, чтобы быть в состоянии ради этого чем-то пожертвовать в своей жизни.
Они подошли к центру и, не сговариваясь, свернули на Харкурт-стрит. Два трамвая выехали с Луас-стрит и предупреждающе загудели. Ни Роберт, ни Стефани даже не взглянули в их сторону.
Роберт наблюдал за Стефани уголком глаза. Перед тем как впервые заняться любовью, они много гуляли. Роберт и Стефани проводили вместе выходные, расхаживая по улицам Дублина, Гэлвея, Сорка, Килкенни, рядом, не прикасаясь друг к другу, не держась за руки. Она лучше владела собой, чем он. Позже он осознал то, что с ними тогда происходило. Их обоих переполняла энергия — бьющая ключом сексуальная энергия — и они направили ее в соответствующее русло. Как только Роберт и Стефани стали регулярно заниматься сексом, прогулки прекратились.
Теперь они снова гуляют, но энергия другая, и желание тоже другое.
— Ты хочешь меня к чему-то обязать?
— Я не хочу больше находиться далеко от тебя. Это было хорошо только некоторое время, пока я не была уверена в том, что ты тот, кто мне нужен.
— А я действительно тот?
— Да, ты тот, кого я люблю. И я позволила себе окунуться с головой в эту любовь, даже несмотря на то что ты женат, потому что в какой-то момент я поняла, что это шанс для нас обоих. — Стефани снова глубоко вздохнула, и Роберт почувствовал, как сердце у него забилось. — Мы вполне могли переехать ко мне. Все мои подруги отправились отмечать Рождество в других городах, а я не поехала ни с одной из них, чтобы быть свободной для моего любимого. Но мой любимый предпочитает провести праздники со своей семьей. Так было и в прошлом году. Не думаю, что сейчас что-нибудь изменится.
— Стефани, я… — произнес он быстро.
— Если у нас нет будущего, ты должен мне об этом сказать. Я не настолько тупа, чтобы не понять этого. Я уже взрослая девочка. Я не устрою сцену. Я не собираюсь ничего говорить Кейти, если ты за это переживаешь.
Вот оно как. Роберт глубоко вздохнул. Стефани догадалась, какой страх владел им. Он мог сказать сейчас, что у них нет будущего, во всяком случае, в ближайшие годы. Вот когда дети подрастут… Он мог спокойно вернуться к Кейти, и она никогда не догадается, что он ей изменил. И он позволит Стефани жить своей жизнью. А сам останется с Кейти до тех пор, пока… ну, пока они снова не сойдутся. К тому времени дети будут жить собственной жизнью, у них появятся свои семьи. Так что Роберт вполне мог ничего не предпринимать.
Однако внезапно ему в голову пришла эгоистическая мысль: он мог впервые в своей жизни сделать что-то для себя. С того самого момента, как Роберт женился, он просто плыл по течению. Он крутился, как белка в колесе, бежал все быстрее и быстрее, ради того, чтобы все были довольны и счастливы, чтобы у них была крыша над головой. Он пожертвовал друзьями, праздниками, выходными ради работы, которая, в сущности, ничего не стоила. Что случилось с его мечтами — стать знаменитым режиссером, снимать документальные фильмы, заставляющие людей думать? Их он тоже принес в жертву.
Роберт жил в браке без любви, с женщиной, абсолютно не интересующейся его жизнью. Кейти больше думала о чеке, который он регулярно выдавал ей на хозяйство. Дети любили его, Роберт в этом не сомневался, и он постарается сохранить их чувство. Он не собирался превращаться в подобие собственного
