руку. Поцеловать. Расстегнуть рубашку… Конечно, этот чертов столик был твоим. Но я не смогла не подойти. Что же в тебе такого… другого? Я так и не смогла понять. – Она покачала головой. – Иногда я думаю о тебе посреди дня. Хотя мужчин у меня много – есть, о ком помечтать. В этом есть что-то плохое.
– Да, – согласился я. – От меня глупо ждать чего-то хорошего.
– Вот именно это мне в тебе и понравилось, – шепнула она. – У меня еще никогда не было мужчины, который сочетал бы в себе столько плохого. Чем больше в человеке темного, тем ярче его жизнь.
Появившийся Крис смущенно кашлянул и, оставив на столе бутылку коньяка, бокалы и крошечный серебряный ключик, направился к дверям.
– Включи что-то восточное, милый, – обратилась к нему Надья.
– Сию минуту, – почти по-военному ответил распорядитель.
– Неужели ты и с ним спишь? – поинтересовался я, когда мы остались одни.
– Много будешь знать – скоро состаришься, – ответила Надья, поднимаясь. – Нет, я с ним не сплю. Тут это не принято. Ко всему прочему, он гей. А жаль! Он очень приятный молодой человек, правда?
– Да, в нем что-то есть.
– Ты со мной соглашаешься? Тебе захотелось разнообразия, и в твоей копилке появился еще один чудесный порок? – Она погладила меня по щеке. – Я всегда мечтала посмотреть на то, как геи… ну, ты понимаешь. Но они такие стеснительные. Кто стал твоим первым мужчиной? Рэй, может?
– Хватит, Надья, меня сейчас стошнит. Я пошутил.
– Ненавижу эту вашу геебоязнь. – Она взяла серебряный ключик и заперла дверь. – Вот так. Теперь мы можем заниматься всем, чем захотим. Разливай коньяк, дорогой. Я сейчас вернусь.
Надья отсутствовала минут пять, но я уже успел осушить свою рюмку, наполнив ее еще раз, и почти докурил очередную сигарету.
– Сейчас ты узнаешь, каково это – быть шейхом, для которого танцует любимая жена, – сказала Надья и сделала пару шагов – пояс ее юбки мелодично зазвенел. Она любила восточную одежду. Хотя то, что я видел на ней сейчас, одежду напоминало довольно-таки отдаленно – уж слишком прозрачными были ткани. Самой целомудренной вещью я мог назвать разве что паранджу.
– Хочешь присоединиться?
– Пока я понаблюдаю со стороны.
…Я видел танец живота много раз. Наблюдал и за профессиональными танцовщицами, и за теми, кто только постигает азы мастерства. Но танец Надьи не походил ни на один из когда-либо увиденных мною. Она не танцевала – она говорила телом. Он завораживал и увлекал – настолько, что через несколько минут я уже и думать забыл о главной цели своего визита. И, когда Надья протянула мне руки, я не стал сопротивляться.
– Жарко, – шепнула мне она. – Ты не будешь против, если я немного разденусь?
– Думаю, ничего страшного не случится, – ответил я, осознавая, что голос в моей голове, до этого нудно твердивший: «Приятель, ты тут совсем не за этим!» говорит совсем другое: «Ну, если уж все так