метода.
И он подействовал.
Профессор побледнел.
— Я… я просто глазам не верю… ведь это… это Шекспир…
— Знаю, — сказал я.
— …«Сонеты»… первоиздание 1609 года. Это библиографическая редкость. Во всем мире существует всего тринадцать экземпляров этого издания…
— Теперь их будет четырнадцать, профессор, — сказал я. — Но у меня есть кое-что еще.
Я извлек из портфеля следующую книгу.
— Прошу вас, профессор. Это «Страстный пилигрим», тоже в первом издании 1599 года.
Я протянул ему книгу. Он смотрел на нее, словно не отваживаясь взять ее в руки.
Потом все-таки взял и открыл на титульном листе. Руки у него дрожали. Дрожали так сильно, что ему пришлось положить книгу на стол.
— Хотите сигарету, профессор?
— Спасибо, я не курю.
Я все-таки зажег две сигареты, одну для себя, другую для него. Потом передвинул большую эмалевую пепельницу так, чтобы она стояла между нами, но подальше от двух невзрачных коричневых книжиц.
Он сидел, уставившись на меня и держа сигарету в руке. Я чувствовал себя не то привидением, не то колдуном — так, во всяком случае, меня воспринимал он, судя по его взгляду.
— Нет, нет, профессор, это не сон, — сказал я.
Я по-прежнему чувствовал, что поступаю не совсем благородно, заставляя профессора так волноваться. Но я потратил столько усилий и столько претерпел за последние месяцы, что мне необходимо было почувствовать, что я трудился не зря.
— У вас… есть еще? — выговорил он.
— Вчера у меня был еще один экземпляр, — сказал я. — Но сейчас у меня его нет. И я не знаю, кто его взял.
—..?
— Первое издание «Гамлета».
Он смял в пепельнице сигарету, которую даже не поднес ко рту. Он мял и мял ее, не замечая, что надавливает пальцами на ее горящий кончик.
— Но вот еще, профессор.
Я извлек из школьного портфеля еще одну книгу.
Он посмотрел на нее. Я затрудняюсь описать словами выражение его лица.
— Это первое издание шекспировского «Тита Андроника», — сказал он, — издание ин кварто 1594 года. До сих пор оно было известно в единственном экземпляре. Его нашли в Сконе в 1905 году. Сейчас оно находится в Фолджеровской библиотеке в Вашингтоне. Теперь оно имеется в двух экземплярах.
— Да, — подтвердил я. — Сколько же они стоят?
Он не ответил. Он не отрывал взгляда от трех невзрачных книжиц.
— Откуда они у вас?
— Я их нашел. На чердаке.
Он вдруг оживился.
— На чердаке… Недаром я всегда говорю… Подумать только, какие сокровища валяются на чердаках. И сколько их выбрасывают и сжигают. Старые книги… Для невежд это всего лишь старье — а сколько на свете таких невежд! Вот так и уничтожили почти все… выбросили или сожгли. Но все-таки, значит, кое-кто их припрятал, знал, какую ценность они представляют!
— Да, Вот об этом-то я вас и спрашиваю. Какая им цена?
