Я не была уверена, насколько ясно он мыслил. Но он определенно знал, что я здесь, так как несколько раз с тех пор, как проснулся, звал меня по имени. И он знал, что был болен, но я не знала, как много ему было известно помимо этого.
— Не за что. Но справедливости ради, ты первым позаботился обо мне.
У него были закрыты глаза, но он улыбнулся.
— У тебя получается лучше.
— Это не важно, — ответила я. — Просто было приятно оказаться не одной.
Он попытался перевернуться на бок лицом ко мне, но смог только дотянуться рукой — он все еще был слаб. Я обвила его грудь рукой и потянула к себе. Он тоже обнял меня и потянулся навстречу, так что в итоге оказался на боку и гораздо ближе ко мне.
Устроившись, он выдохнул, измученный этим небольшим движением. Он сказал:
— Прости.
— За что?
За то, что нуждался в помощи? Он казался сильнее и выглядел гораздо лучше, чем я совсем недавно.
— За то, что оставил тебя совсем одну. За то, что встал между тобой и Кейдом. За то, что был слишком упрям, чтобы сказать, как скучал по тебе. Мне очень жаль.
Я была сбита с толку, кусочки мозаики немного не складывались. Но я услышала то, что было важно — ему было жаль, и мне тоже. Мой мозг слишком плохо соображал, чтобы я могла вспомнить все подробности того, почему этого не должно было происходить. Но я привлекла его к себе, и его голова легла у моей шеи. Я глубоко вздохнула из-за того, что снова ощутила впервые за несколько месяцев. Мне хотелось спросить его о телефонном звонке, о нашей ссоре, обо всем. Но он все еще бормотал «прости», вновь и вновь, уткнувшись мне в шею, поэтому остальное не имело значения. Я крепче обняла его, и вместе мы выдержали болезнь и сон.
Так мы провели несколько дней, обнимая друг друга, засыпая и просыпаясь, чтобы поесть и помыться, когда чувствовали достаточно для этого сил. Было странно думать о болезни, как об оазисе, но так оно и было. Когда наши физические потребности одержали победу над разумом, нам не нужно было говорить ни о наших отношениях, ни о том, что их разрушило. Нам не нужно было ничего выяснять или объяснять. Я даже не беспокоила себя мыслями о том, что я девственница, или о том, чтобы заняться с ним сексом.
Мы прижимались друг к другу, и нашли свое исцеление в тишине, под моим одеялом, вдали от всего мира. К субботе мы чувствовали себя достаточно хорошо, чтобы провести немного больше времени вне постели, поесть нормальной еды, посмотреть телевизор... поговорить.
Мы лежали на диване, я прислонялась спиной к его груди, а его руки обнимали меня. Предполагалось, что мы смотрим телевизор, но его лоб прижимался к моей шее, и я пытала его относительно первых дней своей болезни.
— Что сказал Эрик, когда ты позвонил ему?
— Он не был расстроен, если тебя это интересует. Думаю, половина состава сейчас болеет.
Отлично. Наш спектакль будет отстойным, раз мы все одновременно слегли с болезнью. Мы бы могли назвать это экспериментальной постановкой — «Федра Апатичная».
