Тот факт, что у нее хватило мужества стоять передо мной и говорить всю эту уродливую правду о своей жизни, заставил меня лишь еще сильнее зауважать ее.
Потрясающим было и то, что у нас было очень много общего. Наши миры, безусловно, отличались, но в них была одна, и довольно весомая, схожая черта – они оба были опасными.
У нас не было возможности выбирать. Мы родились каждый в своем мире и были вынуждены приспосабливаться к нему, чтобы выжить. Она, возможно, и не видит этого, но я точно знаю, что означает платить за ошибки других людей. Я знаю, каково это, когда твоя жизнь может закончиться из-за гребаных ошибок, к которым ты не имеешь никакого отношения.
Физически, она, несомненно, 16-ти летняя девушка, но в моих глазах она полноценная СИЛЬНАЯ женщина. Она была готова стерпеть любую физическую боль, ради того, чтобы кто-то просто привел свои эмоции в нужное русло. Она вынесла бы любое количество пыток, если бы это привело к воссоединению с матерью.
Я знал, что она чувствует. Я знал, что значит душевно страдать, потому что я вижу все эти эмоции каждый день, когда подхожу к зеркалу.
Я понял ее. Сидя там, в моей спальне, смотря на маленькую хилую девочку, которую изрядно потрепала жизнь… черт возьми, я ее понял! Мы можем жить в разных мирах, но мы испытываем одну и ту же эмоциональную пытку. Я очень хотел помочь ей, быть рядом, но я не хотел этим самым напугать ее, не хотел, чтобы она морально сломалась.
Она сказала, что избегала меня, потому что не понимала. Она не видела, насколько мы похожи. Никто и никогда не мог понять меня, а мне так хотелось, чтобы именно ОНА сделала это. Я так нуждался в ней…
Я не мог заснуть, после того как Изабелла ушла. Я проворочался полночи и, наконец, бросив это бесполезное занятие, встал с кровати.
Время было за полночь, весь дом спал. Я спустился на кухню и попил воды. Затем, поднявшись, я замешкался между дверью ее спальни и моей собственной. Я прислушался – в спальне было тихо. Я тихонько постучал, на случай, если она не спала. Не услышав ответа, я аккуратно и медленно повернул ручку и открыл дверь.
Она спала на кровати, прямо поверх покрывала, свернувшись клубочком. Это было похоже на то, что она пытается обнять себя, укрыться и защититься от этого мира. Зайдя в комнату, я что-то пнул. Посмотрев под ноги, я увидел скомканный листок бумаги. Я наклонился и поднял его. Я немного колебался, не зная разворачивать его или нет. Я чувствовал, что вторгаюсь в ее личный неприкосновенный мир, в ее тайны, но ничего не мог с собой поделать. Я был очарован ею.
Я все же развернул листок… мои глаза расширились от удивления. На портрете был изображен… Я!!! Во всех мельчайших деталях… Мне даже стало немного не по себе, от того, насколько точно все было прорисовано. Она даже нарисовала веснушки, и тот шрам возле губы, который я получил в детстве. Господи, да многие люди, которых я знал и которые знали меня, не замечали этот шрам! А эта девочка увидела все, даже не смотря на меня.
Мое сердце стало биться с бешеной силой. Я стоял и молил, чтобы это все прекратилось. Две недели… это продолжается две недели. Я не мог рассказать ей о своих чувствах, потому что это было очень опасно. Но и скрывать их я уже тоже не мог. Что-то подсказывало мне, что было уже слишком поздно, чтобы вернуть все назад.
Я подошел и сел на край ее кровати. Я смотрел на нее не отрываясь и думал… Почему она так привлекла меня? Она чувствовала то же самое дерьмо, которое чувствовал я? Если она нарисовала этот рисунок, значит, она так же смущена и испугана, как я? Но самым важным вопросом было то, почему она скомкала рисунок и швырнула его к двери. Возможно, она и правда ненавидит меня. Поэтому она скомкала нарисованный рисунок, потому что не могла сделать мне ничего физическим путем. Может, это было сделано, чтобы каким-то образом воздействовать на меня… Может, это какой-нибудь вид колдовства.
Она пошевелилась, и я замер на месте, глядя на нее. Глаза она так и не открыла. Ее сон был беспокойным.