сура. Видимо он заметил мое напряженное состояние, потому что тут же зашел в спальню, прикрыв за собой дверь.
– Что случилось милая? – Его руки скользнули по моим плечам, чуть сжимая, а голубые глаза пристально следили за выражением лица.
Я вздохнула и приникла к нему в поиске успокоения и защиты. Меня тут же обняли и крепко прижали к широкой груди, а над ухом раздался его хрипловатый резкий голос с яркими рычащими нотками:
– Я с тобой, Кирочка, своих девочек никому в обиду не дам. Ты и Лисенок теперь самое дорогое, что у меня есть. Не томи меня... – его слова помогли успокоиться и расслабиться и, странное дело, тревога тоже отступила, лишь отдаленным злобным тявканьем ощущалась на грани сознания.
– Не знаю, Кирюш, просто предчувствие проснулось, а это явно не к добру. Правда, неприятные ощущения пока слабые, но, боюсь, очередные пакости жизнь сегодня подкинет.
– Может, тогда отложим поездку на пару дней? – Кирилл скорее констатировал факт, чем предлагал другой вариант.
– Нет, нет, Кирилл! – поспешила с ответом. – Посмотри на небо. Уверена, что к вечеру начнется снегопад, и тогда мы уже никуда не сможем съездить... Если только на лыжах. А какие лыжи могут быть для Лиды в ее состоянии?! Мы должны поехать, но будем более внимательны и осторожны.
– Нет, тобой я рисковать не намерен. Я думаю, что мы можем завтра...
– Кирюш, – прервала и убежденно заверила, – тревога слабая, и с чем она связана – непонятно, если вдруг она станет более ощутимой, я тебя сразу предупрежу. А Лида будет нервничать, если не сможет позаботиться о вещах для маленького... Пожалуйста, я не отойду от тебя ни на шаг.
Сур посверлил меня взглядом мгновение-другое, затем его лицо внезапно озарилось клыкастой ухмылкой, от которой перехватило дыхание, но теперь не от страха, а в предвкушении очередной выходки.
– Хорошо, от меня ни на шаг, и все это только потому, что ты так ласкова со мной. Трудно в чем-то отказать, когда ты называешь меня Кирюшей.
Засмотрелась на него, а потом сама потянулась к губам, приподнявшись на цыпочках и цепляясь за воротник свитера. Ухмылка на его лице дрогнула, сменившись загадочным выражением: может восторга, а может нежности, смешанной с удовлетворением. Ведь он добился, наконец, того, что я сама тянусь к нему, нуждаюсь в нем. Прошу о поцелуе...
Страстный поцелуй разбудил обоюдное желание, но громкий голос Павла с первого этажа, позвавший нас, заставил прийти в себя и неохотно отстраниться друг от друга. Уже выходя из спальни за руку с Кириллом, неожиданно почувствовала неприятный укол тревоги, заставивший резко остановиться на первой ступеньке лестницы и внимательно посмотреть на него. Он уже спустился на пару ступенек ниже и с недоумением взглянул на меня, вопросительно приподняв смоляную бровь. Я сглотнула и словно с обрыва вниз головой рухнула, выдохнула, заглядывая в его голубые глаза, в которых вновь видела целое небо. Мое личное небо.
– Я люблю тебя, Кирилл! Странное чувство, ведь раньше я любила только родных, а сейчас оно глубоко внутри, и заставляет ощущать себя неуверенно, незащищено, сомневаться в себе и бояться тебя. Но хочу сейчас признаться, потому что чувство буквально переполняет меня и заставляет на все смотреть другими глазами. Я просто хочу, чтобы ты знал – я люблю тебя.
Мои личные небеса потемнели от заполнивших их эмоций. Кирилл поднялся на одну ступеньку, а потом неожиданно резко подхватил меня на руки. В первый момент я испугалась, что мы свалимся с лестницы, но мой сур стоял, словно приколоченный. Сильно, до хруста в костях сжал в своих объятиях, затем наклонил голову, зарываясь во впадинку между плечом и шеей и, глубоко вдохнув, ответил:
– Я догадываюсь, что заставило тебя признаться именно сейчас, но я рад. Точнее, счастлив услышать твое признание.
Кирилл начал спускаться по лестнице, а я, нахмурившись, ткнула его в грудь и прошипела с недоумением:
