прибьют такие, как та банда?!
– А ты что предлагаешь, Паш, сейчас в город идти и собирать народ, а потом жить всю зиму впроголодь? Мы ради кого-то все лето надрывались? А они сейчас на все готовое придут, а потом еще как отблагодарят – неизвестно! Получишь ночью нож в спину, и все, некому моих троих поднимать будет, – возразил Сергей.
– Серый, – не выдержала и влезла со своим мнением, – да у нас столько круп и консервов, что на пять лет хватит, так что мы полк спокойно прокормить сможем...
Паша тяжело вздохнул, а потом угрюмо продолжил:
– Сейчас адекватный народ не соберем, не поможем выжить более слабым, потом сами взвоем. С кем в конце концов останемся? С бандой у себя под боком? С обозленными голодными жителями? А они в эту же банду пойдут или скопом на нас повалят. Мороз и голод – страшная сила, тут любой озвереет. Или с прочими, которые из других мест придут в поисках пищи и покоя? Мы проехали по стране, и поверьте, у вас тут пока тишь да благодать. Ну, год так проживем, ну пять, а потом война за ресурсы начнется, это любому дураку понятно. Если никто ничего не производит, то и взяться нужному и необходимому неоткуда. А соль, сахар, лампочки, да еще миллион необходимых вещей... Нет, мы с Кириллом и Русланом однозначно намерены идти по другому пути – прятки не для нас. У нас семьи. И о защите побеспокоиться – уже наша забота. И мы этим вопросом займемся, не сомневайтесь.
Семен, хмуро глянув на Павла, Кирилла и Руслана тоже не забыв одарить злым взглядом, возмутился:
– Да вы только пришли... три дня здесь покрутились и уже все о нас и нашу жизнь знаете, да? Мы здесь всю жизнь прожили. Ферму эту поднимали...
– Вы ферму поднимали? – я снова возмутилась. – Вспомни, Семен, в каком состоянии все ваши хозяйства были, пока 'Агропищтех' сюда не пришел? Вы тут индивидуальные хозяйства потихоньку тащили каждый на своем горбу, а потом, когда мы здесь свои интересы коммерческие внедрять в жизнь начали, еще и митинги стихийные устраивали. Ваши хозяйства убогие включили в процесс, и вот тогда вы настоящие деньги впервые в жизни и увидели, и заработали, наконец. А сейчас ты этой фермой прикрываешься... Нет, дорогой, так не пойдет... Вот Михалыч создавал и поднимал, а вы лишь палки в колеса вставляли.
Уличенный во лжи Семен нахмурился, смутился, но сдавать свои позиции не стал. Тертый он калач, чтобы долго смущаться или маяться угрызениями совести, да и прав он, по сути.
– Это ты права, но извини, Кирюш, если бы не мы, ферма загнулась бы весной еще, а мы...
Михалыч встал и, подняв сухонькую руку, весомо заметил:
– Так! Мы тут что, ферму делим? Землю? Или что мы тут делим? Я не понимаю ваших споров. Я сначала, старый дурак, думал, мы тут собрались общаться и о жизни дальнейшей думать. О будущем: своем и детей наших. А Павлуша прав, Семен, и ты это сам понимаешь, только признать не хочешь. Еще пару поколений, и мы вернемся к каменным топорам и шкурам на голой заднице, ты сам до этого доживешь, Семен... и ты Серега – тоже. Если повезет... вообще выжить. Ты хочешь такого будущего своим детям? Этот рысь верно говорит, ты подумай и представь, Семен, что твоя Наталья через пару лет встретит свою любовь, а потом... рожать в поле или в бане как двести лет назад будет... или помирать в муках. Я это еще помню, ведь как раз тогда сюда приехал...
Семен побледнел, бросив взгляд на испуганное лицо Марты, которая судорожно прижала дочь к себе. Она только потеряла двоих сыновей и последнего ребенка... Да она даже думать об этом боялась, судя по ее круглым от ужаса глазам, и Семен, это понял. Я видела, как поникли его плечи, и он с нежностью поймал взгляд Марты. А потом повернулся к Павлу и спросил:
– И что ты предлагаешь? Какой у нас план? И вообще, насколько он реален?
Кирилл, все это время сидел молча, рисуя что-то в тетради и наблюдая пристальным взглядом за всеми, и главное, я думаю, за реакцией и выражением лиц селян, слушавших Павла. Про себя я решила, что они специально разделили с Павлом свои роли в этой невеселой интермедии и разыграли все по нотам, остался только завершающий акт, и я приготовилась его внимательно смотреть.
Кирилл повел плечами и встряхнулся, снова вызвав у меня ассоциацию с волком. А я, чувствуя себя
