не знаю что. Подошла поближе, а там: "Black ToG, 20 мая на площади Космос".
Потом подруга как будто очнулась. И продолжала весело щебетать, даже не вспоминая про "Туман". Я в конце-концов все забыла.
Вечером, когда мы возвращались домой, она включила какую-то песню на своем телефоне. Сначала я не вслушивалась. Пусть играет, думала я. Потом в мой мозг начали проникать звуки... рока! Машка! И это та девушка что кроме классики другую музыку не переносит! Вот ведь.
Бас гитара заиграла соло, обалденное соло, скажу я вам. Потом туда влились барабаны, клавиши, и, наконец, голос.
"Ты идешь по улице,
Любовь на твоем пути...
Хватит от счастья жмурится...
Говорю тебе, обойди.
Послушай меня, там не место ей,
Дыши полной грудью,
Пока воздух чист, обходи людей
Зараженных странной любовью."
И тут начинается припев, вступает серьезный басс, а голос продолжает.
"Это болезнь - любовь,
Смертельно опасная.
Я умираю вновь,
Разливаюсь красками.
Я нарисую мир,
Где есть страх и кровь.
Это не жизнь в бреду,
Горячка - любовь."
Конечно текст песни на английском. Но я описываю так, как поняла сама, и постаралась в рифму.
Если честно, они мне показались глупыми, и бессмысленными. Или просто тупыми. Но музыка классная.
- Обалдеть, - прошептала Маша.
- Маш?
- А?
- Что с тобой? - сокрушенно заговорила я.
- Ты не понимаешь! Ты видела какой солист лапочка? Ну, там, на бигборде?
- Не обратила внимания... - тихо сказала я.
А Машка, будто не слыша меня, продолжала:
- Он невероятный! Я таких никогда не видела! Он самый красивый! О, Господи, какой у него голос обалденный!
Обычный голос, думала я. Конечно, приятный, мягкий, теплый. Но, все! Больше ничего.
В общем, в воскресенье, а это было 20 мая, Мария потащила меня на Космос. Концерт был грандиозный. Я и не думала, что в нашем городе у "Тумана" столько поклонников.
Так как площадь эта была самой большой в стране, на ней с легкостью помещается море людей. Позже я узнала что туда пришло пятьдесят тысяч фанатов. Но в тот момент для меня это число было между: "Капец, негде стать" и "Офигеть, оглохнуть можно от такого ору".
Люди, упакованные, как шпроты, умудрялись прыгать, танцевать и подпевать солисту. Такого единения с народом я не видела никогда. Иногда фронтмен переставал петь и поворачивал микрофон к толпе. И люди пели, нота в ноту, голос к голосу, слово в слово, как будто репетировали перед этим минимум месяц. А когда барабанщик разогнался и прыгнул на людей, я ахнула. Но куда там! Его с легкостью поймали, немного покатали, и высадили обратно на сцену.
