Я смеюсь до сих пор… Мне казалось: а почему бы нет? Вдруг действительно будет свадьба? И я – в красивом белом платье, среди цветов. И он – моя судьба, и все будет хорошо, и больше мы не расстанемся. Это было шутливое предложение, но я не знала, что над чувствами других людей тоже можно смеяться. Я не понимала, что можно цинично шутить над всем, и у меня пела душа.
Он держал меня за руку, а я наивно полагала, что этот человек может стать моим счастьем. Вокруг кипела сказочная феерия звука и света, и мне казалось: весь мир радуется жизни так, как в тот вечер радовалась жизни я. Я не хотела бы все это вернуть. Многие считают, что надежда спасает. Это неправда. Надежда убивает страшней и точней ножа. Лучше – пустота. Отсутствие чувств боле надежно и гладко. В пустоте – все можно принять. Надежда искажает реальные вещи. Как с чудовищной силой два года искажала меня. Я жила два года с надеждой потому, что через три часа после знакомства он сделал мне предложение – в первый же вечер. Предложение, которое он не повторил больше ни разу. Никогда.
В самые первые моменты нашего знакомства я еще не могла разглядеть черты, из – за которых этот некрасивый и не молодой человек стал для меня дороже всех остальных мужчин мира. Я могла только предчувствовать, блуждая на уровне ощущений, ту непреодолимую и главную грань, за которой раскрывалась область неопознанных, почти не существующих впечатлений. Впечатлений о том, как сильно этот человек отличается от всех остальных.
Я любила эту грань, словно темную половину его скрытной, неповторимой души. Я любила то, что принято прятать. Я любила его за то, что он был плохой, выставляя напоказ подлость, хитрость, грубость, надменность и жестокость – единственные качества, благодаря которым можно выжить в этом мире и составить себе состояние. Я любила его за то, что все обнаженное в нем, без прикрас, было выставлено на поверхность жестокой, шокирующей правдой. Как никто другой, он умел выжить, работая для этого мозгами, зубами и когтями. Пробуждая все самое плохое и одновременно сильное в моей душе. Он научил меня истинной ценности любви в мире, в котором любовь ничего не стоит. Он научил меня бороться и быть сильной там, где тебя могут унизить или растоптать. Он научил истине о том, что отступление – путь к победе и сколько можно выиграть, вовремя отступив в тень.
Сильный и подлый, жестокий и хитрый, он был истинным творением своего времени. Он заставлял принимать мир таким, какой он есть. Он словно заявлял всей своей жизнью: «Мир, я такой! Принимай меня таким или убирайся к черту!» И он не лгал, отличаясь от всех остальных людей демонстрацией силы и власти. Все плохое, бывшее на поверхности, всегда было с ним. И он как никто другой умел будить в людях жестокость. Составляя конкуренцию сильным, а более слабых используя для своих нужд. Он научил меня быть наглой и сильной, и, добившись своей цели, вовремя уходить в тень, чтобы никто не мог напасть. Он был единственным человеком, похожим на меня до мозга костей тем, что так же, как и я, пытался стремиться к успеху.
Успех представлялся для нас разным, но мы оба ставили его во главу угла. Я знала, что во мне ему импонирует моя мужская сила воли и стремительная настойчивость в достижении своей цели. Он был единственным человеком, которому я могла не лгать. Я могла не приукрашивать розовым ладаном не всегда благозвучные и благопристойные порывы моей души. Погружаясь в самые глубины откровенного и бесстыдного разврата, он учил меня быть смелой и брать от жизни все, что эта жизнь может мне дать. Мне не нужно было притворяться хорошей и я откровенно могла делать все, что захочу. Все, что мне будет угодно-точно зная, что моя импульсивность не вызовет осуждения.
Например, мое стремление к свободе, к материальной независимости, к форме одежды и умению водить машину, к тому, что я никогда не стремилась выйти за него замуж, никогда не говорила о том, что замужество – моя единственная жизненная цель. И еще это был единственный мужчина, который мог быть сильнее меня. Мужчина, с которым мне самой не нужно было быть сильной. Наверное, я любила его за то, что он меня не любил. Если б он был со мной нежен, внимателен и заботлив, подносил духи, конфеты и стихи, я смеялась бы над ним и отвергла эту недостойную меня, слащавую любовь с презрением. В нем не было ни слащавости, ни сентиментальности, ни покорности. И когда он причинял мне боль, я вопила от восторга и знала, что снова и снова к нему вернусь. Потому, что это был единственный мужчина, знавший о том, когда не нужно применить нежность. Наверное, мой двухлетний роман длился только потому, что на
