открылась, и на пороге появился Олег с безумными глазами. Первое, о чем я подумала: какой же мятый у него свитер. Лицо мгновенно залилось краской, потому что вчера вечером я обещала Олегу, что приведу в порядок его накануне выстиранную одежду, а потом напрочь забыла за разговором с подругой. Утром же мы, как и обычно теперь, опаздывали, поэтому я даже не взглянула, что он натянул на себя. Из меня отвратительная жена, как он только терпит меня...
- Аля, мне только что позвонили. Представляешь, Хемингуэй умер, - его серые глаза с опаской смотрели на меня, словно он ожидал, что я грохнусь в обморок при этой новости.
- Олег, еще в прошлом веке, - приподняла бровь невозмутимая Нина, - раз уж ты об этом заговорил... Пушкина, Лермонтова и Толстова тоже давно нет с нами, - добавила шепотом и сделала жест рукой, дескать, держись, мы с тобой. Олег на минуту растерялся, потер лоб, повернулся было к двери, но потом резко обернулся.
- Нет, другой "Хемингуэй". Виктор Петрович, поэт, он лежал вместе со мной в больнице. У него так же как и у Хемингуэя после электросудорожной пропала способность сочинять.
- А, этот, - облегченно выдохнула я.
- Да. Представляешь, он хотел о чем-то поговорить со мной перед смертью, но не успел, - пожал плечами, - это очень странно, он редко с кем-то разговаривал, даже врача своего не помнил в лицо, а мое имя не забыл.
- Тебе позвонили его родственники?
- Нет, моя мама. С ней связалась сиделка Виктора Петровича. Знаешь, я навещал старого поэта сразу, как выписался из частной клиники. Его вместе с большинством пациентов и персоналом перевели в другую больницу под Киевом после того, как закрыли ту...ну, про которую я тебе рассказывал. У меня там много знакомых, нужно будет, кстати, как-нибудь съездить. Интересно, - и, глубоко задумавшись, он ушел к себе в кабинет.
Вечером мне позвонила мать Олега и настойчиво расспрашивала, как Олег себя ведет, хорошо ли он спит, как питается. На вопросе, изменились ли как-нибудь наши отношения в интимном плане, мое терпение лопнуло:
- Инна Викторовна, Вы что-то конкретное хотите мне сказать? При всем моем уважении я не могу более разговаривать, потому что нахожусь в самолете, который через пару минут взлетает.
- Алечка, недавно умер приятель Олега, переживаю, как он воспринял эту новость.
Я прижала руку к груди.
- Вы думаете, что смерть "Хеминг..." Виктора Петровича может повлиять на Олега так же, как смерть Алины?
- Я не знаю, надеюсь, что нет. Кроме того, хотела с тобой посоветоваться. Виктор Петрович оставил Олегу записку перед смертью, я вот думаю, может, ее выбросить.
- А что в записке? Вы ее читали?
- Бред какой-то, набор слов.
- Я думаю, что мы не имеем права решать за Олега, что ему нужно знать, а что нет.
Следующий день в столице я провела как на иголках. Приходилось отвлекать Олега от работы каждые полтора часа, выясняя, как у него настроение, и о чем он думает. Олег выносил мою навязчивость стойко, каждый раз подробно и терпеливо рассказывал, чем занимается, а перед сном около часа желал мне спокойной ночи, перечисляя части моего тела, куда бы хотел сейчас поцеловать. Оказывается, мы настолько привыкли спать вместе, что разлука даже на одну ночь превратила эту самую ночь в нескончаемый поиск его расслабленных рук, сопровождающийся моим перемещением по всех огромной кровати. К счастью, уже следующим вечером мы были вместе.
Работа увлекала, забирая все наше свободное время, в выходные мы развлекались тем, что высмеивали глупейшие фильмы по телевизору, ленясь лишний раз выходить из дома. Время летело
