почувствовать, каково это было бы, не окажись я беременной, если бы я могла еще какое-то время покуролесить, закрутить легкий роман, первый секс и так далее.
— Я понимаю.
— Да, потому что, если уж говорить про легкий роман, то с этим я сильно напортачила.
— У тебя полно других впереди.
— Полно? Ты что, меня за шлюху держишь, что ли?
— Ты понимаешь, о чем я.
Она улыбается.
— Как думаешь, сын Оливера простит его?
— Не знаю. Не все такие всепрощающие, как ты.
— Это верно.
— Спасибо, — говорит Сильвер, — что ты не ставишь на мне крест.
— О, да я уже ставила, — говорит она, беря его за руку. — Просто не довожу дело до конца.
Он улыбается, и они продолжают лениво брести вдоль берега, как люди, у которых нет никаких особых дел и определенных целей.
Когда они приезжают забрать Оливера, он сидит на крыльце рядом с Тоби и с внуком на коленях. Еще один мальчик постарше сидит с другого бока.
— Выглядит многообещающе, — говорит Джек.
Они наблюдают за тем, как Оливер поднимается, неохотно спустив с колен внука. Он поворачивается к Тоби, и они натянуто обмениваются парой слов и рукопожатием. Оливер протягивает руку и нерешительно касается плеча сына. Это такое неловкое, почти робкое движение, что у Сильвера внутри все сжимается от жалости. Он многое знает о разбитой любви, что порождает потребность в таком вот контакте.
Оливер садится на корточки, чтобы обнять внуков. Младший отодвигается и целует его в щеку. Даже в машине им слышно, как нежным, тоненьким голоском он произносит:
— До свидания, дедушка.
Оливер садится в машину, и Джек трогается.
— Ну, — говорит Джек, — как все прошло?
— Он меня не прогнал, — отвечает Оливер.
— Потихоньку-помаленьку…
Оливер кивает и отворачивается к окну, за которым окраины сменились торговыми центрами и светофорами, а затем и многокилометровой автострадой Гарден-Стейт-парквей. Все притихли, отдавшись шумному потоку ветра в кабриолете, который мчит по хайвею под управлением Джека, и только то и дело подрагивающие плечи Оливера выдают, что он тихо плачет, притулившись у окна автомобиля.
Когда они отъезжают с придорожной стоянки чуть к северу от Ньюарка, Джек спрашивает, приедет ли сын на операцию Оливера.
— Он про это не знает, — отвечает тот.
Джек недоверчиво глядит на Оливера.
— Ты что, не рассказал об операции? Даже не упомянул об операции?
— Как-то к слову не пришлось.
— А как насчет рака? Тоже не пришлось?
— Не хотелось манипулировать.
Джек так врезает по тормозам, что они дружно съезжают со своих сидений. После чего он поворачивается к ним лицом, не обращая ни малейшего внимания на то, что машина стоит прямо посреди дороги.
— Я хочу официально заявить, что вы оба обращаетесь со своими болезнями с совершенно головокружительной степенью невменяемости. Один не удосуживается сделать операцию, которая спасет ему жизнь, другой держит в тайне от друзей и родственников свой рак. Ну просто сил нет, Господи Иисусе!
