— Я могу видеть, — говорит он.
Дениз ничего не отвечает. Она не вымолвила ни слова с тех пор, как они вышли на парковку. Она сидит очень прямо, обе руки на нижней части руля — эту манеру он помнит еще с их первых лет. Лицо суровое и сосредоточенное, губы едва заметно шевелятся — она репетирует слова, которые скажет Ричу Сильверу очень ее жаль.
— Мне тебя очень жалко, — говорит он.
— Мне самой себя жалко.
В голосе слышна не то чтобы злоба, но что-то близкое, что-то между холодным безразличием и явной враждебностью. Сильвер вспоминает отвращение и презрение в глазах Кейси перед тем, как она выбежала из дома прошлой ночью. Он не знает, сможет ли еще раз вынести такой взгляд.
— Итак, — произносит он, — каков план?
— План, — отвечает Дениз, — вымолить прощение аккурат того самого рода, на которое я никогда не была способна. Я рассчитываю на то, что Рич по-человечески лучше меня — да и тебя, к слову, — и есть некоторая возможность — хоть какая-то, — что он все еще готов жениться на мне или хотя бы не бросит. И пока я буду этим заниматься, ты поговоришь с нашей дочерью и сделаешь то, что у тебя каким-то макаром получается — когда все, кто с полным основанием должен бы тебя ненавидеть, неожиданно находят тебя милым и неотразимым. Надо, чтобы у нее все наладилось.
— И как я этого добьюсь?
Дениз пожимает плечами.
— Как получится. Падай в ноги, проси, умоляй.
Сильвер выходит из магазина при бензоколонке с двумя рожками мороженого. Один протягивает Дениз, только закончившей наполнять бак. Она недоуменно смотрит на него, но Сильвер знает, что штука в том, что когда даешь кому-то мороженое — то же и с рукой, протянутой для рукопожатия, — его обычно принимают. И Дениз тоже. Лизнув, натянуто улыбается.
— Забыла про тебя с этими твоими магазинами на заправках, — говорит она.
Странно, но ему всегда было в них хорошо. Он не мог объяснить почему. Разные люди на пути неизвестно куда, объединенные тягой к странствиям, и никто не привязан к месту больше других — есть в этом что-то.
— И про рожки с мороженым, — добавляет она. — Что у тебя такое с этими рожками?
Он обводит языком по краешку рожка, обдумывая ответ.
— Думаю, никто не ест рожок с мороженым на похоронах или на пожаре. Красный Крест не разбрасывает рожки над странами третьего мира. Если ты ешь мороженое, как-то не верится, что дела идут совсем уж дерьмово. Что больше нет никакой надежды.
Дениз задумчиво лижет мороженое.
— Значит, надежда все еще есть.
— По-моему, да.
Она кивает, и так они стоят у кромки хайвея, молча доедая мороженое, и редкие в субботу машины пулей проносятся мимо.
Она пристально смотрит на него и глубоко вздыхает.
— Сильвер… — произносит она. В ее голосе слишком хорошо знакомая ему печаль. Все, чего уже не вернуть, все, чего уже никогда не исправить. Что бы потом ни случилось, от этого никуда уже не деться.
Он отводит глаза.
— Я знаю, — говорит он. — Поверь мне, я знаю.
Они съезжают с шоссе и катят мимо торговых центров, автосалонов, универмагов, пока дорога не сужается и не начинает петлять между деревьев. Солнце вспыхивает сквозь листву, слепя глаза. Он не подумал захватить темные очки. Он закрывает глаза, и машина вместе с Дениз слегка уходит на второй план. Он чувствует, как воздух движется вверх-вниз по трахее, чувствует тихие упорные сокращения своего
