— Но молчала.
Он ждал, что Лукреция заговорит. Все объяснит. Конечно же, у нее была причина хранить молчание. Что-то наложило печать на ее уста, когда они вдвоем лежали в спальне. Он сумеет понять и простить. Но Лукреция недвижно стояла в тени, безмолвная, как ее предок. Джон ощутил, как глубоко внутри начинает раскаляться старый уголек гнева.
— Почему? — резко спросил он.
Лукреция молчала, обратив к нему густо напудренное лицо, похожее на маску. Гнев вспыхнул в нем жарким пламенем.
— Ты лгала мне! — обвиняюще возвысил он голос. — Лгала своим молчанием. Всем своим существом. Ты украла у нас Пир. Отняла у нас Долину.
Джон смотрел на бесстрастную маску из белой пудры и красной помады. Чуял тяжелый аромат духов. Так вот оно, ее истинное лицо, с горечью подумал он. Эта непроницаемая маска. Но Лукреция ответит на вопрос, он принудит ее ответить. Когда Джон шагнул к ней, она вскинула руки. Чтобы оттолкнуть, решил он в первый момент. Но вместо этого Лукреция с силой сжала его лицо в ладонях.
— Вот тебе ответ, — лихорадочно прошептала она. — Ты ведь этого хотел? Так возьми же.
Грубо-сладострастный аромат заполнил ноздри Джона. Жар ее тела обжег сквозь тонкое платье. Ноги ее раздвинулись. Прежде чем он успел задать следующий вопрос или запротестовать, Лукреция закрыла ему рот жадным поцелуем.
Только обладатели долгой памяти помнят ныне бракосочетание Пирса Кэллока, лорда Форэма и Артуа, с леди Лукрецией Фримантл, имевшее место в первый год правления нашего второго короля Карла. Еще меньше осталось тех, кто помнит самого последнего лорда Форэма. Однако имя его поминается в наших разговорах чуть не каждодневно. Когда мы признаем нечто нелепым сумасбродством или бессмысленным выкрутасом, который требует много усилий, но не приносит особой пользы или удовольствия, мы именуем это «Кэллоков изыск», по названию затейливого аллегорического блюда, состряпанного под моим надзором для брачного пира упомянутого джентльмена.
Темой для этого блюда, сооруженного из теста и склеенного трагантовой камедью, послужил героический подвиг, известный как «Прыжок Кэллока». В роли лошади лорда Форэма выступала коза, а дрожащие пудинги и трясущиеся жалеи символизировали ужас, который внушал своим врагам ныне покойный хозяин поместья Бакленд. Марципановое ружье стреляло пулей, скатанной из фарша. Поместительный кошель, сшитый из свиных ушей и набитый пряной капустой, с виду напоминал, как тогда отметили многие, огромный зад. Он был проткнут кинжалом, вырезанным из корня пастернака, а вокруг был начертан знаменитый боевой клич лорда Форэма: «За веру и королеву Марию!»
О тарталетках и пирогах, последовавших далее, о жареном мясе и томленой рыбе всех сортов, о горах паштетов и разнообразных келькешосках в виде драгоценностей и безделиц, призванных привлечь женский взор, я говорить не стану. Когда их подавали к столу, я был уже далеко оттуда…
Он бежал с колотящимся сердцем, тяжело топоча по подернутым инеем газонам Восточного сада, перепрыгивая через низкие живые изгороди и продираясь через высокие, бежал мимо старой оранжереи и вдоль задней стены маслодельни. Приблизившись к боковой калитке, он быстро глянул по сторонам, нет ли поблизости Мотта. Но престарелый садовник в столь ранний час еще спал. Спали все, кроме Уилла Кэллока.
