кивнул, срывая зубами горячее мясо с костей. Потом он листал сальными пальцами страницы, вызывая в холодной ночи видения жарко пылающих очагов и уставленных яствами столов. Матушка поправляла, когда он ошибался, и заставляла повторять фразы по нескольку раз. Каждое утро лед в желобе становился толще. Сюзанна совсем перестала есть, только воду пила. Кашляя, она отворачивалась, чтобы сын не видел крови. Сатурнов Пир поможет нам пережить зиму, говорил себе мальчик. Весной опять откроются дороги. В Каррборо или Саутон.
Каждый вечер Джон читал все дальше. Каждый вечер Пир становился все богаче. Теперь матушка бoльшую часть дня спала, сберегая силы, чтобы сидеть и слушать вечером. Наконец Джон добрался до последней страницы. Но только он хотел ее перелистнуть, как Сюзанна подняла ладонь:
— Подожди.
Он недоуменно вскинул глаза. Мерцающий свет костра отбрасывал пляшущие тени на россыпь камней, выпавших из кладки. Худые руки, облитые красными отблесками огня, протянулись к тяжелому темному тому. Джон услышал, как хрустнула толстая бумага, когда мать перевернула последнюю страницу, и устремил взгляд в книгу.
Дворец не раз появлялся на предыдущих страницах, но теперь Джон находился внутри, в пиршественном зале. В громадном очаге ярко пылал огонь, за высокими сводчатыми окнами простирались все сады, представленные в книге: фруктовые насаждения, леса и реки, даже море вдали…
Это же долина Бакленд, сообразил Джон. Но такая, какой была в давнем прошлом. За окнами дворца виднелся уступчатый склон, исхоженный им вдоль и поперек, их хижина у подножья и даже желоб с родниковой водой. Никакой церкви еще не было, за деревенским лугом расстилалась широкая длинная долина с извилистой рекой, протекающей мимо других фруктовых садов, цветников, прудов и полей. На месте нынешних болот на Равнинах разливалось сверкающее мелкое море, как и говорила матушка. Рядом с ним по всей длине долины тянулись сады Беллики. А в пиршественном зале дворца находились все плоды, в них собранные.
Огромные буковые столы ломились под тяжестью подносов, блюд, тарелок и чаш. Здесь был представлен весь Пир целиком. Каждое написанное в книге слово, каждый фрукт из садов Беллики, каждый зеленый овощ, произрастающий в долине, каждое бегающее, плавающее и летающее животное. Джон почувствовал, как возбужденно зашевелился в горле демон, когда на него нахлынула мощная волна ароматов и вкусов — как знакомых, познанных в ходе матушкиных уроков на заросшем уступчатом склоне, так и совершенно незнакомых. Он обонял богатые запахи мясных кушаний. Голова кружилась от густых винных паров. Челюсти сводило от сладостей, грудами лежащих на серебряных подносах, и медовых силлабабов, дрожащих в чашах. На языке таяли пирожные с блестящим взбитым маслом. В ушах раздавался хруст сахарных леденцов. Упоительные благоухания конфект и цукатов заполоняли все существо, вытесняя чувство голода и холода. С пожелтелых страниц некончаемой чередой всплывали изысканные блюда, наслаждайся вволю.
— Ты ведь ощущаешь вкус каждого, да?
Джон кивнул.
— Я знала, что так будет. Со дня твоего появления на свет. Мы издревле хранили Пир. Передавали из поколения в поколение.
Джон вспомнил все дни, проведенные в походах вверх-вниз по склону. Все вечера, что он просидел над книгой, с воспаленными от усталости глазами, с пухнущей от незнакомых слов головой.
— Теперь его будешь хранить ты, Джон. Для всех нас.
Слово царапнуло, как шип терновника.
— Для всех?
— Я же говорила. Первый сад был для всех. Мы все некогда были Сатурновым племенем.
Мать опустила взгляд на страницу, и Джон тоже. Поначалу он недоуменно нахмурился, но потом увидел лица.
Они сидели там за столами, мужчины в просторных рубахах и женщины в свободных платьях, с круглощекими и густобровыми лицами, прорисованными поблекшими чернилами. Многолюдное тесное
