мать твоя скинула, так уж двадцать лет — бабуля. Кто просил бучу такую затевать, а? Мне что теперь, как уголовнику какому, до могилы под кустом прятаться? Ладно уж, не реви, с тебя какой спрос?..
Но Юля пропустила брюзжание бабушки мимо ушей.
— Что такое зоопарк? — осведомился Рахмани. — А, так это зверинец! Неужели поблизости нет ни одной коровы?..
— Там есть, я знаю точно, — ухмыльнулась ведьма, — телочка, правда, не наших, заморских кровей, да и то сойдет. То ли як, то ли тур, хе-хе…
— Бабуля, почему ты мне никогда не говорила, что ты?..
— А что я? Я золото из дерьма добыть не могу, — окрысилась бабушка. — Если я что и могу, так не в коня корм. Чему меня бабка научила, промеж подзатыльников, то и помню. Оно вам надо, молодым? Мать твоя, помнится, еще соплячкой была. Сяду, усажу ее перед собой, заведу о прошлом речь, о бабушке ее, покойнице, о дарах ее, о напастях рода человечьего… и что? Что ты на меня уставилась? Сидит твоя мамка смирно, помалкивает, вроде как меня слушает, а из школы вернется — и за свое! Мол, опиум для народа все мои наставления, мол, отвали от меня, мне вон устав комсомола учить надо.
— Можно, я тоже с вами? — поднялся Ромашка. Саади в неверном свете свечей показалось, что лекарь покраснел. — Мало ли что случится, я все-таки врач. А вот вам бы идти не стоило, — стал он хмуро выговаривать Поликриту. — Переведите ему, пожалуйста. Раны кровоточат, швы не затянулись, после антибиотика организм ослаблен…
— У меня ослаблен? — Центавр, не вставая с пола, оторвал от стены двухъярусную койку и завязал ножки узлом.
— Кошмар… — Аркадий схватился за голову. — Вас посадят.
— А что потом? — впервые подключилась к разговору Марта. — Я слышала о мессах с животными, они действительно дают силу посвященным… Но что вы будете делать потом?
— Есть несколько гиблых местечек, так их зовут в народе. — Маргарита Сергеевна закурила, невзирая на жалобные протесты нюхача. — Если Юльку удастся до первых петухов посвятить, проковыряем мы вам Янтарный канал…
— И где такое ближайшее местечко? — спросил Аркадий.
— Да вон хотя бы… напротив Эрмитажа.
— Давайте не будем размазывать манную кашу по тарелке, — чужим хулиганским тенором резюмировала Кеа. — Если мы завтра не скроемся из города, я чую, что нас всех ждут неприятности. Даже не хочу портить вам аппетит, описывая, какие именно.
— Что такое Эрмитаж? — деловито спросил Саади. — Это арсенал или торговая фактория?
— Я полагаю, это франкийское слово. Либо прованское, как выразились бы у вас, на Зеленой улыбке, — величественно сообщил Кой-Кой. — Я полагаю, это красивый дворец.
— Ты угадал, — засмеялась Юлька. — Там раньше жили цари. Теперь там музей.
— А куда переехала династия? — Как всегда, нюхач спросила не о том.
— А… цари-то? Вроде последнего царя расстреляли. — Рыжая ведьмочка сообщила об этом так, точно речь шла об убийстве базарного вора.
— Рас… стреляли? — Саади замер, пережевывая жесткое, колючее слово. Слово имело вкус ржавых кладбищенских лопат. — Мне кажется, нам стоит поторопиться. Пока корову не прирезал кто-то другой.
— Рахмани, иди с ними, я побуду одна. — Марта погладила Ловца по щеке. — Не бойся за меня, сюда никто не войдет. Ночами они трясутся в своих запертых квартирах…
Вопреки опасениям Аркадия никто не сторожил ночью территорию института. Только в окнах хирургии горел свет, и рычали внизу санитарные машины. Оба телефона — и Толика, и Аркадия — разрывались от звонков. Хирурги договорились никому не отвечать, даже на бравурные послания профессора Жуховицкого. Весь коллектив вчерашних раковых больных, в полном составе, отбыл на обследования в профильный институт…
— Вы тоже отключитесь, — сказал Ромашка девушкам. — Леночка, никому, даже эсэмэс, никому! Они только этого и ждут.
