Ивачич на руках у Саади застонал. Ловцу казалось, что его друг раскалился до состояния расплавленного металла. Его измученное сердце билось неровно и часто, как у загнанной антилопы.
— Снорри, дай им себя потрогать, — предложил Ловец. — Это не цирковой трюк и не колдовство. Водомеры Большой Суматры умеют применять колдовство, но принимать облик двуногого человека их заставили века преследований.
— Нас осталось не так много, — подтвердил Два Мизинца. — Когда я вспоминаю свое детство, я помню одно — моя мать меня все время прячет.
Он вытянул руку и ногу, демонстрируя, как плавно исчезают под кожей маслянистые волоски и страшные пилы.
— На каком языке он говорит? — опомнился Анатолий.
— На ютландском. Мой приятель долгое время прожил в городе Брезе. На вашей тверди есть город Брезе?
— Может, и есть… — В глазах Ромашки сверкнул интерес. — А что, обязательно должен быть такой город?
— Тверди во многом повторяют друг друга… Потрогайте же его, — почти приказал Рахмани. — Или мне солгали, и здесь не приемная лекаря?!
Почему-то последний укор произвел на команду доктора Ромашки самое серьезное впечатление. Пока хирурги и сестры спорили, не снимают ли их скрытой камерой, Рахмани старался не смотреть на воспаленный лоб и порванное ухо своего друга.
— Это фантастика. — Аркадий робко, а затем все смелее, ощупал водомера и принялся с бешеной силой дергать себя за бороду. Девушки так и не отважились прикоснуться, но, по крайней мере, не дрожали больше от страха. — Это фантастика. Вы на самом деле с другой планеты? Какая чушь… И главное, говорят на исковерканном русском. Но… вы не похожи на космонавтов. Вы понимаете, о чем я? Толик, они выглядят так, словно вывалились из двенадцатого века. Ну скажи же что-нибудь, ты ведь знаток всей этой деревянной кутерьмы.
— Эти люди — не космонавты и не толкинисты, — решительно отрубил Толик, щупая скрытые лезвия на голени Снорри. — Не знаю, откуда они свалились, но… я им верю. Невозможно так подделать организм. Однако… займемся делом. На вас кровь, но вы не ранены, — вспомнил о своей профессии Анатолий.
— Это кровь нашего товарища. Он… он ждет на улице.
Ромашка твердо посмотрел Саади в глаза:
— Ваш товарищ, который на улице… он тоже не человек?
— В языке руссов слово «человек» перегружено лишним смыслом, — обтекаемо заметил Ловец. — Да, с точки зрения ваших книжников, он не человек. Но уверяю вас, он разумнее многих двуногих. Это достойнейший воин и честный сын своего народа.
— Не сомневаюсь… — Анатолий выдохнул так, словно меру песка сдерживал дыхание. — Позвольте… это все слишком…
— Слишком внезапно, — подсказал бородатый Аркадий, приваливая креслом дверь в подвал.
— Вы уверены, что ваш товарищ на улице меньше нуждается в помощи?
— Уверены, он крепкий. Поторопитесь, прошу вас. Если вас беспокоит оплата…
— Меня беспокоит, что у него началось заражение крови, — огрызнулся хирург.
Теперь они молча уставились на Зорана. Но глядели уже не как на дивное диво, а как на пациента.
— А почему у него не закрыто лицо?
— Он… он из балканских склавенов. Они не закрывают лиц.
— Ага, понятно… — неопределенно протянул Аркадий.
— Настенька, каталку. — Старший хирург откашлялся и заговорил вполне естественным голосом. В следующую минуту он кардинальным образом изменился. Следуя за ним в фарватере, как торговые баржи за ледоколом, подтянулись остальные медики. — Ребята, всю кровь нулевой группы — в операционную. Аркаша, позвони наверх.
