медведи обрели разум, как это случилось с некоторыми зверями и птицами на Великой степи. — Саади яростно взъерошил свои седеющие кудри. — Ты же помнишь, Два Мизинца, какие дивные подарки Тьмы тебе доводилось переправлять на юг? Нет ничего удивительного, что медведи в этой стране обрели разум. Может быть, они даже владеют смердами из числа людей…
В следующий миг на мост ворвалась очередная повозка, ослепила путников яростным взглядом двух пламенных буркал, пыхнула гарью и зарычала нечленораздельно, надвигаясь, как раненый носорог. Снорри с перепугу чуть не сиганул за перила, Ловец успел ухватить его за локоть. Возле них со скрипом затормозил угловатый прозрачный экипаж, похожий на стеклянный куб для диковинных рыб. Почти такие же экзотические забавы помещали в своих горных замках богатые вельможи Ютландии.
Саади как-то гостил в башне ярла Скриллинга; тот для потехи кормил своих южных зубастых рыб живыми крысами и отрубленными ушами воров…
Но в длинном прямоугольном чане на колесах оказались не рыбы, а… люди. Там внутри вспыхнули болотные огни, откуда-то полилась залихватская песня, а спавшие пассажиры проснулись и уставились на пеших путников, выпучив глаза. Снорри к этому моменту обрел вполне человеческий вид, натянул запасные штаны Рахмани, спрятал лишние руки, вот только не успел убрать с физиономии и груди заросли жирных колючих волос. Он забрался на фонарь, локтей на десять от поверхности моста, и оттуда всем вежливо улыбался. Люди в кубе толкали друг друга, прижимались к прозрачным стенам и беззвучно болтали. Сколько Рахмани ни старался, он так и не сумел разглядеть среди пленников экипажа спрятавшихся музыкантов, которые извлекали чарующие звуки. Эти тоже пели о любви…
«Дельфин и русалка, дельфин и русалка, не пара, не пара, не пара…» — печальным голосом выводила невидимая нимфа.
— Это смотря какая русалка, — оживился водомер, когда Саади перевел ему строчку из песни. — Однажды в юности я был коротко знаком с водяными девками из болот Южной Бенгалии, так они неплохо уживались с дельфинами. Чем хороши дельфины? Во-первых, работящие они. Кроме того, не жуют шишу и не пьют тростниковую водку…
Дальнейшие размышления водомера прервал коренастый пухлый человек, сидевший на переднем месте в стеклянном чане. До того он торчал в окне ровно, вцепившись руками в штурвал, с дымящейся белой палочкой, прилипшей к нижней губе. Рахмани еще раньше догадался, что курильщик у штурвала — главный кормчий. Чародей или даже оракул. Вероятно, чародей вез в своей прозрачной повозке пленников или провинившихся вассальных работников. Потому что он так и не выпустил их наружу, зато открыл узкую дверцу и выбрался сам.
— Сдается мне все-таки, дом Саади, здешние жители никогда не видели водомера, — робко предположил бывший вор. — Чего они так выпучились на меня?
— Возможно, ты оскорбляешь их тонкий вкус своей волосатой синей рожей, — рассудил Саади. — Слезай со столба и немедленно изобрази почтение!
Женщины и мужчины продолжали липнуть к стеклу. Круглый хозяин повозки бесстрашно шагнул на тротуар. На нем были серые узкие штаны, не удобные ни для боя, ни для путешествий, ни для работы. И белая сорочка, годная лишь для изнеженного аристократа. Похожую расшитую сорочку Рахмани однажды видел на галльском кронпринце, когда тот махал платочком из своей кареты, запряженной шестью редчайшими ламами-альбиносами.
В упор разглядывая Рахмани, местный «кронпринц» сунул в рот следующую белую палочку, и вдруг — о чудо! — в его кулаке заплясал язычок пламени. Сердце Рахмани забилось сильнее. Неужели он встретил брата-огнепоклонника? Но он тут же понял, что ошибся. Это было всего лишь усовершенствованное огниво.
— Ну, братишка, ты самый клевый фрик за последнюю пятилетку, — добродушно ухмыляясь, сообщил чародей. — Давно такого прикида не встречал. Слышь, ты с нами не щелкнешься по-быстрому, а? Пока менты не засекли, что я на мосту застрял.
— Щелкнешься? — механически повторил Ловец.
— Ну да, пять сек, — терпеливо продолжал волшебник. — Я, вишь, группу из Беларуси таскаю, народ
