ничего нельзя было понять. Сразу несколько голосов смешались в косматый звуковой ком.
Потом что-то звучно треснуло, и экран монитора ноутбука стал черным.
— Гм, — промычал Магнум. — Радикальное решение проблемы. Надо думать, после такого перформанса городские власти несколько поостынут в своих намерениях относительно здания детского дома. Шум поднимется… Гога… Насколько я помню, это один из соратников Трегрея. Сыграл одну из важных ролей в той истории с Елисеевым. Но к Столпу Величия Духа он не имеет никакого отношения.
— Виктор Николаевич Гогин, — подсказал Антон. — Писатель и сценарист. Действительно, к Столпу отношения не имеет.
— Творческая личность, — задумчиво проговорил Герман Борисович. — Экзальтированная… Подобные поступки для такого рода личностей вполне характерны. Пиар опять же…
— Гогин сейчас на пике своей карьеры, — сказал Антон. — В данный момент ведется работа над фильмом по книге, которую он написал по мотивам той самой истории с Елисеевым. Пиар ему вряд ли так уж необходим… По крайней мере, не такой ценой. Кстати, он выжил. Пострадал, конечно, серьезно, но угрозы жизни нет — успели вовремя сбить пламя, потушить… В больнице находится, в искусственной коме… По моим данным, больница, куда его поместили, прямо-таки осаждается журналистами. Власти города комментарии давать пока отказываются.
— Следовательно, детский дом все-таки отстояли, — покивал массивной седой головой Магнум. — Гм… Ладно, еще вернемся к этому делу. Ну, а что там Трегрей?
— Трегрей от сотрудничества в той форме, в которой ему предлагалось, отказался, — сказал Антон. — Продемонстрировав, впрочем, свое уважение к нашему ведомству, как к структуре, берегущей государство.
— Вот как? И чем же он аргументировал отказ?
— В своем отчете майор Глазов поясняет: объект «детдомовец» сообщил, что именно доносительство ему глубоко противно. Также он охотно поделился с майором своими ближайшими планами…
— Изменить обстановку в воинской части, где проходит службу, в соответствии с собственными принципами, — договорил за Антона Магнум. — Я и не сомневался в этом.
— А я, Герман Борисович, в свою очередь не сомневаюсь в том, что у Трегрея это получится, — произнес Антон. — Нет, серьезно… В любом деле исключительно важна мотивация. А Трегрей и его соратники не один раз на деле доказывали готовность пожертвовать всем, чем угодно, даже жизнью, лишь бы воплотить в реальность свои убеждения… Удивительно, Герман Борисович! — заговорил Антон громче и быстрее. — Ведь что делает Трегрей? Своими действиями он опровергает утверждение, что система непобедима. Он практически доказывает обратное — только и всего. Чем и привлекает к себе людей, в устоявшейся системе хоть и уживающихся, но ощущающих… м-м… неправильность происходящего.
— Существование идеального общества невозможно, — откинувшись на спинку кресла, проговорил Магнум. — Это, по-моему, и школьнику ясно.
— А если возможно? — вдруг возразил Антон. — Ну, не идеального в полном смысле, а максимально приближенного к идеалу? Где, к примеру (чтобы не говорить о менее значимом), коррупция и вседозволенность с одной стороны и бесправие или же правовой нигилизм с другой — вовсе не норма, а явления нещадно и планомерно уничтожаемые? Разве такое общество не имеет права быть?
— Ну, что за детские размышления, — поморщился Магнум. — Не заставляй меня разочаровываться в тебе, Антон. Тебе прекрасно известно: система функционирующая есть система исправная. То, что мы имеем сейчас, безусловно, далеко от идеала, но альтернативы нет. Переломить любую систему, конечно, непросто. Но возможно. А вот что и каким образом построится на обломках? Нечему пока строиться. И еще, прошу тебя вспомнить, что наша работа как раз и заключается в том, чтобы имеющуюся в данный момент систему жизнедеятельности государства оберегать.
Антон, опустив голову, потянул себя за подбородок.
— Да понимаю я это, — негромко проговорил он. — Но все-таки…
— Не уходи от главного, — посоветовал Магнум. — Нас прежде всего интересуют способности
