можно бороться. И одолеть. Значит, по поводу обвинений все же особо переживать не стоит, Женя. С этим я помогу, отобьемся. Я уже стратегию более-менее набросал в уме. Вот, послушайте…
— Так что на самом деле произошло-то, Разоев? — в десятый, наверное, раз задал вопрос майор Глазов.
Громадный Мансур, сидевший напротив него за столом, угрюмо и упрямо молчал, склонив заросшую густым черным волосом крупную голову.
— Если верить показаниям свидетелей, вы обнаруживали явное стремление напасть на рядового Иванова; более того, вы уже начали наносить удар, — майор покосился на экран стоявшего перед ним ноутбука, — но вдруг ни с того ни с сего застыли на месте, а потом повернулись и отошли, как будто обо всем на свете забыли… Так вот, меня интересует: что произошло между вами и рядовым Ивановым? Он вам ничего не сказал, он вас пальцем не тронул. С чего это вы внезапно отказались от своих намерений?..
Мансур молчал и не шевелился.
— Это перед следователем военной прокуратуры можете в молчанку играть! — повысил голос Глазов, пристукнув ладонью по поверхности стола. — То, чего я от вас пытаюсь добиться, никоим образом вам угрожать не может. Вы ни в чем не обвиняетесь, Разоев, понимаете или нет?! Я провожу свое расследование! Для себя, Разоев!
Рядовой Разоев молчал.
— Послушайте, — чуть наклонился вперед Глазов, — вы ведь в курсе всех… странностей, что рассказывают об Иванове. Именно с целью разъяснить его личность я сейчас с вами и разговариваю. Никаких последствий, уверяю, для вас эта беседа иметь не будет.
Мансур поднял голову.
— А вы… вызовите его, да? И сами спросите. Чего вокруг ходить, а?
«Ты еще мне поуказывай, как работать, — подумал майор. — Вызову, когда надо будет…»
Вслух же Глазов сказал:
— Всему свое время. Сейчас я разговариваю с вами. И потом, к чему ж мне Иванова вызывать? Он-то как раз не дрался. Он разнимал дерущихся и пытался урегулировать обстановку в расположении… Ни у меня, ни у кого другого из командования к нему претензий нет и быть не может. Разве что поднять разговор об объявлении ему благодарности.
— А я дрался, да?
— Не дрались, — согласился Глазов, — действительно. Вот мне и хотелось бы выяснить, почему вы, рядовой Разоев, человек, как это у вас говорят, авторитетный, и вдруг спасовали перед новобранцем?
Мансур вздрогнул и, зло взглянув майору в глаза, с шипением задрал верхнюю губу, обнажив крепкие белые зубы. Но уже через мгновение взял себя в руки.
— Зачем спасовал, а? Что мне его бить, когда он все правильно сказал? — насмешливо выдал рядовой Разоев явную отговорку. — Тут все как бараны… Их на голос возьмешь, они тебе бабки отдавать будут и унитазы языками мыть. Разве это хорошо? Он мужские слова сказал.
Алексей Максимович усмехнулся. Во взгляде Мансура он прочитал кое-что другое… «Мужские, не мужские, — подумал майор, — а рано или поздно ты улучишь момент, чтобы с Гуманоидом поквитаться. Такие, как ты, унижений не спускают…»
— Что ж замолчали? — осведомился Глазов у рядового Разоева. — Продолжайте.
Но Мансур, снова опустив голову, замолчал, и ясно было, что больше ничего говорить он не будет. Майор выдохнул, покрутил в пальцах ручку и сухо отпустил рядового:
— Можете быть свободны.
Через минуту, зависнув над служебным ноутбуком, майор Алексей Максимович Глазов уже с силой стучал оттопыренными указательными пальцами по клавишам, время от времени отвлекаясь, чтобы потрясти утомленными кистями, стряхнуть с них напряжение и закурить. Но пару раз затянувшись, майор бросал сигарету в переполненную, густо дымящуюся пепельницу и снова склонялся к клавиатуре.
На создание отчета у майора ушло всего около сорока минут, в то время как допросы некоторых
