своей ускоренности успевал заметить и рассмотреть многое. К примеру, седые волосы неваляшки. Его искаженное мукой лицо. Беззвучно шевелящиеся губы. Истерзанное обнаженное тело. Наполненные решимостью глаза. Ниже бедер ног у того не было – было два буруна, два бешеных водоворота, воронки, закрученные по направлению движения. Брызги летели во все стороны, яростная вода щедро плескала наружу, но тут же поглощалась Сумраком и по бокам, и позади существа, не оставляя на земле, усыпанной хвоей, ни луж, ни мокрых пятен. Создавалось впечатление, что неваляшка скользит, будто на водных лыжах, преодолевая сопротивление воды, взбивая, закручивая ее и увлекая за собой. Больше всего буруны напоминали вращающиеся гусеницы трактора, а положение тела неваляшки вызывало в памяти изображения несущихся римских колесниц со стоящими между колесами воинами. Гематомы и потеки крови на обнаженном торсе наводили на мысль, что некоторые магические средства все же достигли цели.
Угорь четко отследил момент, когда существо определилось с выбором очередной пары. Увидеть – увидел, а поделать ничего не успел. Из водоворотов выкинулись влево и вправо два гибких мускулистых тела, вытянулись вверх на неимоверную длину, раскрыли гигантские пасти. Не то две анаконды, не то два водяных дракона – они сверху обрушились на Светлого мага и безымянного Темного колдуна. Оба Иных в мгновение ока исчезли в разверзнутых ртах чудовищ. Вскрикнула Лиля, отшатнулся с пути неваляшки Евгений. Огромные змеи втянулись в водовороты, и «колесница» стремительно исчезла за деревьями на противоположной стороне поляны.
– Проглотили? – слабым голосом спросил кто-то из вампиров.
Нет, не проглотили. На поляне атакованных Иных не было, но Угорь видел их размытые силуэты, медленно шевелящиеся в реальности, видел ауры, в оттенках которых преобладал страх и… отсутствовала Сила. Евгений отступил, вернулся в человеческий мир. Оба – и Темный, и Светлый, – едва держась на ногах от слабости, ошалело вращали головами. В физическом плане они были невредимы, но способности Иных утратили напрочь.
С первого слоя возвращались союзники – вампиры, оборотни, маги, ведьмаки. В их глазах явственно читались две эмоции: жадное любопытство у каждого с легкой примесью сочувствия у Светлых и, опять же, отчетливое облегчение у всех от осознания, что их подобная участь миновала. Пока миновала. В том, что, заложив вираж, седовласый неваляшка вернется на поляну, Угорь не сомневался.
Проявились Высшие – Сибиряк, Аесарон, пошатывающаяся от усталости Лиля и мокрый, задыхающийся Химригон. Похоже, последние практически досуха выложились, выдергивая существо из сумеречного кокона. Угорь так и не понял, кто из них сумел-таки сделать противника видимым, шаманская или цыганская магия подействовала на необъяснимую, практически идеальную защиту и маскировку неваляшки. Возможно, по отдельности у них ничего и не получилось бы; возможно, только совместные усилия смогли привести к этому маленькому и пока сомнительному успеху. Сомнительному, потому что видеть врага – хорошо, конечно, но какой в этом смысл, если ты ничего больше поделать с ним не в состоянии?
Оба руководителя мгновенно оказались рядом с пострадавшими, мгновенно оценили серьезность нанесенного ущерба.
– Ыыыыы!.. Под корень! – без намека на деликатность констатировал Аесарон и добавил пару бурятских ругательств. – Твой, я вижу, тоже.
– Я потом посмотрю, можно ли что-то сделать, – пообещал Сибиряк лишившемуся дара Светлому магу. Бывшему магу.
Что-то не давало покоя Евгению, что-то зудело, дразнило его в человеческой реальности, но что именно – разбираться было некогда. Из-за деревьев повеяло холодом, и Иные вновь нырнули в скрюченный сумеречный лес, чтобы попытаться во всеоружии встретить неумолимо надвигающегося врага. На сей раз главы Дозоров не стали уходить глубже. В руках Аесарона шипела Плеть Шааба; Сибиряк, собрав складки на лбу, даже в Сумраке механически ощупывая карманы, бормотал слова неизвестного оперативнику заклинания на древнем языке. Судя по длине фразы, заклинание было мудреным и, хотелось надеяться, мощным. Ведь что-то же задело этого отпрыска Дога! Что-то же образовало на его теле синяки и ссадины! Значит, не так уж он неуязвим.
Едва неваляшка показался, Качашкин влепил в левый водоворот простенькое заклятие, обращающее воду в лед – такое под силу любому начинающему магу. Логика, конечно, была, вот только бурун даже тонкой корочкой не покрылся, не обратились в снежную пыль мелкие брызги. Угорь ударил «экспроприацией». Разумеется, безрезультатно. На этом гуманные попытки остановить существо закончились, Высшие приготовились бить на поражение. Буквально за мгновение до их хода дозорный понял, что сейчас произойдет: беспрестанно шевелящий губами неваляшка наметил очередную пару жертв, но сейчас более важным для Евгения было другое – донести до Иных свое открытие.
– Это не он! – закричал Угорь, разворачиваясь к Высшим. – Это не сын Дога!
Ведьмак Харламов сокрушался, что из этих мест ушли все животные, исчезли все птицы. Однако он тогда, перед самым появлением Лили, добавил еще кое-что, не показавшееся значимым: «а этот всё носится, всё обозревает». И только что, во время минутной передышки между атаками неваляшки, Евгений зацепился взглядом за скользящую над вершинами кедров темную фигуру с распластанными в полете крыльями. Не придал значения, вернее – не имел времени разобраться. А вот теперь – снизошло. Если они верно предположили и появляющийся в разные ключевые моменты орел и есть глава общины, ее основатель и идейный вдохновитель, то неваляшка им быть никак не может! И пусть все выглядит так, будто беззвучно шепчущее седое существо, катящееся на водяных валах, является самым главным врагом составных частей Светлых и Темных, на деле может оказаться, что главный-то враг в схватку еще не вступил! В конце концов, Дог – остяк, а лицо неваляшки – вполне европейское. Или и в те времена сыновьями считались приемыши, ученики шамана? Ни в одной легенде об этом не сказано. Как бы то ни было, не может же он находиться в небе реального мира в одном облике и одновременно в Сумраке, на поверхности земли, – в другом?! Он, конечно, может быть, и Великий, но даже Великим подобное не под силу. Наверное. И значит, неваляшка – всего лишь инструмент! Значит, этим странным существом управляет тот, кто, паря над тайгой, видит место боя сверху! Нужно попытаться поразить кукловода, а не куклу!
Из бурунов вынырнули змеиные головы, вытянулись и взметнулись в вышину длинные гибкие тела. Холодные, гипнотизирующие, убийственные глаза левого монстра обратились к Качашкину, правого – к Евгению. Распахнулись метровые пасти. Без особой надежды, скорее – от безысходности, Угорь махнул рукой с активированным Тройным Лезвием. Размытой от скорости стрелой метнулся к одной из змей оборотень-гепард, попытался ударить обеими лапами, клацнул зубами. Змея не обратила на него ни малейшего внимания. Точно так же вторая тварь не ощутила хлесткого удара Плетью Шааба.
Головы ринулись вниз.
– Отвернитесь все! – раздался отчаянный крик вошедшей в Сумрак Лили. – Закройте глаза, отвернитесь!
Угорь, привыкший подчиняться приказам старших по рангу, послушно зажмурился. Мысленно он все равно уже попрощался и с Сумраком, и с собственной Силой. Но если у цыганки-целительницы снова хоть что-то получится…
–
Голос Высшей Светлой прогремел, едва не оглушив Евгения. Горячая ударная волна цыганского заклинания прошла совсем рядом, и одновременно оперативника кто-то подмял под себя, сбил с ног.
Через пару секунд, поняв, что ничего больше не происходит, Угорь открыл глаза. Он все еще находился на первом слое, что уже само по себе было странно, но вселяло надежду. Поперек него, придавив к земле, лежал Виктор Лихарев, неловко прижав ладони к лицу и шипя от боли.
– Что это было? – после паузы ровным голосом осведомился Аесарон, стоящий вне поля зрения дозорного. – А?!
– Кажется, мне удалось их ослепить, – шепотом откликнулась Лиля.
Угорь извернулся, осмотрелся. Целительница сидела на земле и вид имела весьма неважный. Похоже, ее саму нужно было срочно спасать, вытаскивать из Сумрака, пока он не выпил остатки ее Силы.
