— Вполне логично, потому что он бы ее не понял. Вы тоже, комиссар, можете впоследствии выкинуть все это из головы. Что известно о пропавшем охотнике?
— Что это безжалостный убийца, чтобы не сказать хуже, который истребляет самок и детенышей. Его исключили из местного союза охотников, никто не желает ходить с ним на охоту.
— Значит, это мерзкий тип? Жестокий? Кровожадный? — спросил Данглар, отпив вина.
— По-видимому, да.
— Тогда все сходится. Эта Лина живет в самом Ордебеке, так?
— Вроде так.
— Вам никогда не приходилось слышать о городке Ордебек? Там некоторое время жил один великий композитор.
— Речь сейчас не об этом, майор.
— Но это позитивный момент. Остальное куда менее приятно. Значит, Воинство показалось на Бонвальской дороге?
— Женщина упоминала это название, — удивленно ответил Адамберг. — Вы слышали наш разговор?
— Нет, просто это один из наиболее известных гримвельдов, он проходит через Аланский лес. Можете быть уверены, об этом знает каждый житель Ордебека, и они часто обсуждают эту историю, притом что предпочли бы о ней забыть.
— Я не знаю, что такое гримвельд, Данглар. Объясните.
— Так называют дорогу, на которой показывается Свита Эллекена, или Адское Воинство, если этот вариант вам больше по душе, или же Дикая Охота. Лишь немногим мужчинам и женщинам доводится ее видеть. Один такой мужчина очень знаменит, и он тоже видел ее на Бонвальской дороге, как эта Лина. Зовут его Гошлен, и он священник.
Данглар сделал подряд два больших глотка и улыбнулся. Адамберг стряхнул пепел в нетопленый камин и стал ждать. Ехидная улыбка, собравшая складками дряблые щеки майора, не предвещала ничего хорошего, разве что давала понять: Данглар наконец-то очутился в своей стихии.
— Это случилось в начале января, в тысяча девяносто первом году. Ты удачно выбрал вино, Армель. Но нам его не хватит.
— В тысяча каком? — спросил Кромс, который придвинул табурет к камину и со стаканом в руках внимательно слушал майора.
— В конце одиннадцатого века. За пять лет до начала Первого крестового похода.
— Черт, — вполголоса произнес Адамберг, у которого вдруг возникло ощущение, что женщина из Ордебека, этот невесомый одуванчик, одурачила его как малолетку.
— Да, — кивнул Данглар. — Столько усилий — и все впустую, комиссар. Но вы все еще хотите понять, почему эта женщина так напугана? Хотите или нет?
— Может, и хочу.
— Тогда надо выслушать историю Гошлена. И нам понадобится еще одна бутылка, повторил он. — Нас ведь трое.
Кромс вскочил.
— Иду, — сказал он.
Адамберг заметил, что перед тем, как выйти, он опять осторожно провел пальцем по перьям голубя. Машинально комиссар, как и положено отцу, повторил: деньги на буфете.
Семь минут спустя Данглар, обрадованный появлением второй бутылки, вновь наполнил стакан и начал рассказывать историю Гошлена, но вдруг замолчал и уставился на низкий потолок кухни.
— Хотя, пожалуй, хроника Элинана де Фруамона, написанная в начале тринадцатого века, дает об этом более внятное представление. Подождите секунду, мне надо порыться в памяти, не каждый день я обращаюсь к этому тексту.
— Ладно, — растерянно произнес Адамберг.
Когда комиссар понял, что сейчас они погрузятся в пучину Средних веков и бросят Мишеля Эрбье на произвол судьбы, история маленькой женщины и ее непреодолимого страха предстала перед ним в совершенно ином свете, и теперь он не знал, как с этим быть.
Он встал, плеснул вина и заглянул в корзину с голубем. Адское Воинство больше его не интересовало, а поведение невесомой мадам Вандермот он истолковал неверно. Она не нуждалась в нем. Это была просто безобидная сумасшедшая с навязчивой идеей, что на нее вот-вот обрушатся полки с книгами, в том числе и с хрониками XI столетия.
— Собственно, о происшествии рассказывает его дядя Эльбо, — уточнил Данглар, который теперь обращался к молодому человеку.
— Дядя Элинана де Фруамона? — спросил Кромс: он был весь внимание.
