В Нормандии температура была на шесть градусов ниже, и как только Адамберг вышел из здания автовокзала, он затряс головой, чтобы ощутить дуновение свежести на затылке и за ушами: так лошадь мотает мордой, отгоняя слепней. Он обошел Ордебек с севера и через полчаса ступил на Бонвальскую дорогу — ее название было написано от руки на старом деревянном дорожном указателе. Дорога оказалась узкой, а он представлял ее себе широкой, наверное, потому, что рассказ о сотнях всадников в рыцарских доспехах вызывал в воображении величественную аллею под густолиственным сводом из ветвей старых буков. Однако в реальности дорога была куда скромнее: две колеи, разделенные продолговатым, поросшим травой холмиком, а по бокам — сточные канавки, в которых буйно разрослись ежевика, молодые побеги вяза и орешника. Из-за аномальной жары на кустах ежевики было уже много созревших ягод, и Адамберг стал собирать их, продвигаясь по лесной тропе. Он шел медленно, обшаривал взглядом обочины и не спеша поедал ягоды, которые держал в горсти. Вокруг него вились мухи, садились ему на лицо, чтобы высосать пот.
Каждые три минуты он останавливался и пополнял запас ежевики, обдирая старую черную рубашку о колючки. На середине пути он остановился как вкопанный, сообразив, что забыл оставить сообщение Кромсу. Он так долго жил один, что привычка предупреждать о своих отлучках давалась ему с трудом. Он набрал номер Кромса.
— Эльбо встал на ноги, — доложил ему сын. — И сам поклевал зернышки. Только потом он нагадил на стол.
— Это признак, что он возвращается к жизни. Застели стол куском пластика, его полно на чердаке. Я вернусь только вечером, Кромс, я сейчас на Бонвальской дороге.
— И ты их видишь?
— Нет, пока еще слишком светло. Я смотрю, не лежит ли где убитый охотник. По этой дороге три недели никто не ходил, тут полно ежевики, она поспела раньше срока из-за жары. Если позвонит Виолетта, не говори, где я, ей это не понравится.
— Ясное дело, — отозвался Кромс, и Адамберг подумал, что у этого парня более чуткая душа, чем можно подумать, если судить по внешности. Так, по крохам, он накапливал информацию о своем сыне.
— Лампочку на кухне я вкрутил, — добавил Кромс. — На лестнице тоже лампочка перегорела. Вкрутить?
— Да, только не слишком яркую. Не люблю, когда все видно.
— Встретишь Адское Воинство — позвони.
— Это вряд ли. Если они проедут, сотовая связь прервется. От столкновения двух временных пластов.
— Наверняка, — согласился молодой человек перед тем, как закончить разговор.
Адамберг прошел еще восемьсот метров, оглядывая обочины дороги. Он нисколько не сомневался, что Эрбье мертв, это был единственный пункт, в котором его мнение совпадало с мнением мадам Вандермот, женщины-одуванчика. Он вдруг осознал, что уже забыл, как называются летучие семена этого растения.
Впереди на дороге виднелась фигура человека, Адамберг сощурился, стараясь ее разглядеть, и замедлил шаг. На стволе поваленного дерева сидела очень высокая женщина, такая старая и костлявая, что Адамберг подумал: только бы не напугать ее.
— Хэллоу! — приветствовала старуха подошедшего Адамберга.
— Хэллоу! — удивленно отозвался Адамберг.
«Хэллоу», наряду с «йес» и «ноу», было одним из немногих известных ему английских слов.
— Долго же вы шли от вокзала, — заметила она.
— Я собирал ежевику, — объяснил Адамберг, не понимая, как такой уверенный голос может исходить из такого иссохшего тела. Иссохшего, но сохранившего силу. — Вы знаете, кто я?
— Ну, не совсем. Лионель видел, как вы сошли с парижского поезда и сели на автобус. Бернар сказал об этом мне, и наконец я вижу вас здесь. А в теперешние времена и при таких делах вы, скорее всего, должны быть полицейским из города, и никем больше. В воздухе потянуло гнилью. Учтите, однако, что Мишель Эрбье — небольшая потеря.
Старая женщина шумно засопела и провела тыльной стороной ладони под своим большим носом, вытирая каплю.
— Так вы ждали меня?
— Нет, молодой человек, я жду моего пса. Он втюрился в сучку с фермы Лонж, это вон там. Если я не привожу его сюда, чтобы он мог с ней повязаться, у него сдают нервы. Рену, фермер из Лонж, от этого в ярости, мне, говорит, не нужен полный двор приблудных щенков. Но что тут поделаешь? Ничего. А я еще подцепила летний грипп и десять дней не могла приводить его сюда.
— Не боитесь ходить одна по этой дороге?
— А чего мне бояться?
— Адского Воинства, — закинул удочку Адамберг.
— Да бросьте вы, — она покачала головой. — Во-первых, сейчас светло, а во-вторых, я его не вижу. Это дано не всякому.
