к нему, никак не дала ему знать, что она здесь.
— Ты как раз вовремя — сейчас все громыхнет, — сказал Лу.
Его мотоциклетная куртка лежала на пустом сиденье рядом. Он схватил ее и положил себе на колено, освобождая место для Вик.
Она улыбнулась, прежде чем сесть, — этой своей улыбкой, в которой приподнимался только один уголок рта, выражавшей, казалось, столько же сожаления, сколько радости.
— Мой отец когда-то занимался этим, — сказала она. — Устраивал фейерверки на Четвертое июля. Хорошее получалось зрелище.
— Ты никогда не думала съездить вместе с Уэйном на денек в Довер и повидаться с ним? Туда от озера никак не больше часа езды.
— Думаю, я бы вошла с ним в контакт с ним, если бы мне понадобилось что-нибудь взорвать, — сказала она. — Если бы мне понадобилась АНФО[107].
— Инфа?
— АСДТ. Это взрывчатка. С помощью которой мой папаша выкорчевывает пни, взрывает валуны, мосты и так далее. Этакий большой скользкий мешок конского навоза, предназначенный для разрушения.
— Что именно? АСДТ? Или твой папа?
— Оба, — сказала она. — Я уже знаю, о чем ты хочешь поговорить.
— А может, я просто хотел, чтобы мы провели Четвертое июля все вместе, как одна семья, — сказал Лу. — Может такое быть?
— Уэйн говорил что-нибудь о женщине, которая вчера появилась возле дома?
— Он спрашивал меня о Чарли Мэнксе.
— Вот черт. Я отправила его в дом. Думала, не услышит, о чем мы говорим.
— Ну а он услышал.
— Много? Что именно?
— То да се. Достаточно, чтобы заинтересоваться.
— Ты знал, что Мэнкс умер? — спросила она.
Лу вытер влажные ладони о свои шорты цвета хаки.
— Ой, чуня. Сначала ты была в реабилитации, потом умирала твоя мама — я не хотел навешивать на тебя еще и это. Собирался рассказать при случае. Честно. Не люблю тебя перегружать. Сама знаешь. Кому охота, чтобы ты… — голос у него дрогнул и затих.
Она снова одарила его своей кривой улыбкой.
— Совсем спятила?
Сквозь темноту он смотрел на их сына. Уэйн зажег новую пару бенгальских огней. Он то вскидывал, то опускал руки, хлопая в ладоши, меж тем как бенгальские огни горели и плевались искрами. Он походил на Икара как раз в тот миг, когда все пошло не так.
— Я хочу, чтобы тебе было легче. Чтобы ты могла общаться с Уэйном. Я, это, не виню! — добавил он быстро. — Не попрекаю тебя… за трудное время. У нас с Уэйном все в порядке, мы справляемся вдвоем. Я слежу, чтобы он чистил зубы, готовил уроки. Мы вместе выезжаем на работу, я даю ему управлять лебедкой. Он это любит. Очень хорошо разбирается в лебедках и прочем. Я просто думаю, он знает, как с тобой говорить. Или, может, ты знаешь, как слушать. Или что-то еще. Это женское дело. — Он помолчал, потом добавил: — Но мне надо было предупредить тебя о смерти Мэнкса. Просто чтобы ты знала, что могут появиться репортеры.
— Репортеры?
— Ну да. Та дама, что появилась вчера, — разве она не репортер?
Они сидели под невысоким деревом, на котором распустились розовые цветы. Несколько упавших лепестков застряли у Вик в волосах. Лу было больно от счастья, ему было все равно, о чем они говорят. Стоял июль, и он был с Вик, а у нее в волосах были лепестки. Это было романтично, как песня «Джорни»[108], одна из самых лучших.
— Нет, — сказала Вик. — Она сумасшедшая.
— Ты хочешь сказать, это был кто-то из больницы? — спросил Лу.
Вик нахмурилась, вроде бы почувствовав лепестки у себя в волосах, провела рукой и смахнула их. Вот и вся романтика. По правде говоря, она была примерно так же романтична, как пакет, набитый свечами зажигания.
— Мы с тобой никогда особо не говорили о Чарли Мэнксе, — сказала она. — О том, как я к нему попала.
