Страна Рождества

— Броня, — сказала Мэгги. — А также краткое руководство з-з-з-заики по обращению с миром. Когда в следующий раз тебя кто-то разочарует, сразу надень их. Почувствуешь себя увереннее. Мэгги Ли гарантирует.

— Спасибо тебе, Мэгги. За все.

— Для этого-то я и здесь. Источник знаний — вот я кто. Возвращайся в любое время, и я всегда окроплю тебя с-с-своей мудростью.

Вик снова кивнула, чувствуя, что не в силах сказать что-либо еще. Казалось, от звука ее же собственного голоса голова у нее разнесется вдребезги, словно лампочка под высоким каблуком. Так что вместо дальнейших разговоров она просто пожала Мэгги руку. Мэгги ответила тем же.

Вик наклонилась вперед, налегая на педали, и поехала во тьму и разрушительный рев статических помех.

Хэверхилл, штат Массачусетс

После этого она ясно помнила лишь то, как шла в гору, через лес Питтман-стрит, чувствуя, что у нее отбиты все внутренности, а лицо пылает от жара. Ее покачивало, она нетвердо держалась на ногах, когда выходила из деревьев и входила к себе во двор.

Левым глазом она ничего не чувствовала. А глаз, казалось, вынули ложкой. Та сторона лица была липкой; насколько она могла судить, глаз у нее лопнул, как виноградина, и стекал по щеке.

Вик наткнулась на свои качели, и те повалились, грохоча ржавыми цепями.

Ее отец вывел свой «Харлей» на подъездную дорожку и протирал его замшей. Услышав стук качелей, он поднял взгляд — и выронил замшу, раскрыв рот, словно чтобы закричать в шоке.

— Черт побери, — сказал он. — Вик, ты в порядке? Что случилось?

— Ездила на своем «Роли», — сказала она. Ей казалось, будто это все объясняет.

— А где же байк? — спросил он, глядя мимо нее, ниже по дороге, словно тот мог лежать где-то во дворе.

Только тогда до Вик дошло, что она его не катит. Она не знала, что с ним случилось. Она вспомнила, что ударилась о стену моста на полпути и упала с велосипеда, вспомнила, как заверещали в темноте летучие мыши и полетели к ней, врезаясь в нее мягкими, пушистыми тельцами. Как ее охватила непреодолимая дрожь.

— Меня с него сбило, — сказала она.

— Сбило? Ты что, под машину попала? — Крис МакКуин обнял ее. — Господи, Вик, да ты же вся в крови. Линн!

Затем последовало то же, что и в других случаях: отец взял ее на руки и понес к ней в спальню, мать бросилась к ним, потом поспешила за водой и тайленолом[38].

Только теперь было не так, как прежде: Вик бредила на протяжении целых суток, а температура у нее поднялась до 102^о[39]. К ней в спальню все время входил Дэвид Хассельхофф — с монетками на месте глаз, в черных кожаных перчатках, он норовил схватить ее за бедро и лодыжку, пытался вытащить ее из дома, к машине, которая была вовсе не КИТТом. Она боролась с ним, кричала, вырывалась, била его, и Дэвид Хассельхофф говорил голосом ее отца, говорил, что все в порядке, постарайся уснуть, постарайся не волноваться, говорил, что он ее любит, но лицо у него было опустошено ненавистью, а двигатель автомобиля работал, и она знала, что это «Призрак».

В другие мгновения она осознавала, что кричит, требуя свой «Роли». «Где мой байк? — кричала она, меж тем как кто-то держал ее за плечи. — Где он, он мне нужен, он нужен мне! Я не могу находить без байка!» А кто-то целовал ее в лицо и пытался утихомирить. Кто-то плакал. Это звучало ужасно похоже на плач ее матери.

Она мочилась в постель. Несколько раз.

На второй день по возвращении домой она голышом выбрела в передний двор и минут пять блуждала там в поисках своего байка, пока мистер де Зут, старик, живущий через дорогу, не заметил ее и не подбежал к ней с одеялом. Он завернул ее, взял на руки и отнес в дом. Много времени миновало с тех пор, как она ходила через улицу, чтобы помогать мистеру де Зуту красить его оловянных солдатиков, слушая его старые пластинки, и за прошедшие годы она стала думать о нем как о капризном старом нацистском зануде, который когда-то наслал на ее родителей полицию: Крис и Линда в тот раз особенно громко спорили. Теперь, однако, она вспомнила, что он ей нравился, что она любила исходивший от него запах свежего кофе и его смешной австрийский акцент. Как-то раз он сказал ей, что она хорошо рисует. Сказал, что она может стать художницей.

— Летучие мыши теперь растревожились, — доверительным тоном сказала Вик мистеру де Зуту, когда тот передавал ее матери. — Бедняжки. Наверно, некоторые из них вылетели из моста и не могут найти дорогу домой.

Целый день она проспала, а потом полночи бодрствовала, и сердце у нее частило от неведомого страха. Если мимо дома проезжал автомобиль и свет его фар скользил по потолку, ей, чтобы не закричать, иногда приходилось буквально затыкать себе рот