– Можешь на меня рассчитывать. Я вынесу секции из столярки, но только не очень торопи нас. Надо подождать, когда на остров завезут материал для какого-нибудь большого строительства, вот тогда мы и вывезем все под шумок. Во всяком случае, обещаю, что не упустим ни малейшей возможности.
Прекрасно. Теперь осталось переговорить с Матье Карбоньери, с ним бы я убежал с удовольствием. И он согласился на все сто процентов.
– Матье, нашелся человек, который сделает мне плот. Нашелся еще один, который вынесет плот из столярных мастерских. Подыщи местечко в своем саду, где можно было бы его зарыть.
– Нет, в огороде слишком опасно. Туда по ночам наведываются багры воровать овощи. А если они прошвырнутся по грядкам да увидят, что под ними что-то спрятано? Тогда нам конец. Я лучше поддолблю подпорную стенку, выну из нее большой камень и устрою там нишу. Как только секцию принесут, я вынимаю камень, прячу ее и ставлю камень на место.
– Выходит, секцию надо нести прямо к тебе в огород?
– Нет, слишком рискованно. «Колясочники» ни за что не объяснят, что они делают в моем саду. Хорошо бы разработать четкую схему, в каких местах у огорода «колясочники» могут оставлять секции.
– Правильно.
Казалось, все шло гладко. Дело оставалось за кокосовыми орехами. Я ума не мог приложить, как достать такую уйму орехов, да еще не привлекая к себе никакого внимания.
Меня охватило такое чувство, будто я только-только начинаю жить или, вернее, возвращаюсь к жизни. Что еще осталось сделать? Поговорить с Гальгани и Гранде. Я не могу молчать. Я не имею права молчать, иначе их могут обвинить в соучастии. Лучше всего было бы объявить о моем разрыве с ними и о решении жить отдельно. Но когда я заявил, что готовлюсь к побегу и что мне следует отделиться от них, меня здорово отругали, резко возразив мне:
– Можешь отправляться хоть завтра, хоть сегодня. Мы как-нибудь перекантуемся. А пока оставайся с нами, мы сможем тебя прикрыть.
Прошел месяц с того дня, как план побега начал действовать. Семь секций я уже получил, из них две – большие. Осмотрел подпорную стену, в которой Матье Карбоньери устроил тайник. Он так искусно замаскировал мхом нарушенную кладку, что было совершенно незаметно, когда камень сдвигали. Тайник был прекрасно сработан, но мне казалось, что ниша недостаточно велика, чтобы вместить плот полностью. На какое-то время места все-таки хватит.
Сам же факт подготовки к побегу настолько взбодрил и воодушевил меня, что я воспрянул духом. Я и раньше не жаловался на аппетит, теперь же стал питаться еще лучше. Рыбалка здорово укрепляла меня физически. В довершение всего, я занялся скалолазанием и уделял этому делу не менее двух часов в день. Все внимание я сосредоточил на тренировке ног, руки же крепли сами по себе благодаря рыбалке. Я придумал еще одно прекрасное упражнение для ног: во время рыбалки я заходил в воду глубже обычного, и набегавшие волны разбивались о меня, массируя икры и бедра. Сопротивляясь их напору, каждая мышца напряженно работала. Результат превзошел все ожидания.
Жюльетта, жена коменданта, была по-прежнему мила со мной, но она заметила, что я стал появляться у нее в доме только в присутствии мужа. Об этом она и сказала мне со всей откровенностью и, чтобы вывести меня из неловкого положения, не дать запутаться и завраться в объяснениях, добавила, что в прошлый раз, во время укладки волос, она пошутила. А молодую женщину, выполнявшую тогда роль парикмахера, я встречал часто, возвращаясь с рыбалки. И каждый раз она находила для меня приятное слово: «Как здоровье? Как дела?» В общем, все шло прекрасно. Бурсе не упускал случая, чтобы сделать новую секцию. Прошло уже два с половиной месяца.
Как я и предвидел, потайное место заполнилось до отказа. Вот-вот должны прибыть две самые длинные секции: одна – около двух метров, другая – полтора, и, конечно, они не войдут в тайник.
Я заметил на кладбище свежую могилу. На прошлой неделе умерла жена одного надзирателя. На могиле лежал жалкий увядший букетик цветов. Сторож-каторжник уже старожил в этих местах и действительно стар и почти слеп. Все зовут его Папа. Он постоянно сидит у ограды в тени кокосовой пальмы. Могила с его места не просматривается, невозможно также увидеть, кто к ней подошел. У меня возникла мысль, что было бы неплохо использовать могилу для сборки плота и заполнения его каркаса кокосовыми орехами. Орехов понадобилось не больше тридцати – тридцати четырех, гораздо меньше, чем мы ожидали. У меня их скопилось более пятидесяти по разным местам. Только во дворе у Жюльетты хранилась целая дюжина. Мальчик по дому, вероятно, подумал, что я их берегу до поры до времени, а потом займусь выжимкой масла.
Как раз в это время до меня дошел слух, что муж покойной уехал служить на материк. Стечение обстоятельств как нельзя лучше позволяло убрать часть земли и докопаться до самого гроба.
