Рох перевел на меня вопросительный взгляд; я расстегнул плащ и попросил:
– Чего-нибудь согревающего. До костей в морге продрогли.
– Сейчас сделаю, – пообещал лучник и ушел на кухню.
Пратт вновь покачал головой и спросил:
– Он всегда в перчатках ходит?
– Да.
– Жуткий тип.
– Жуткий.
Болезненно-худой, но вместе с тем жилистый и крепкий, будто старое сосновое корневище, Эдвард со своими глубоко запавшими глазами, гладкой лысиной и впалыми, обрамленными короткой шкиперской бородкой щеками нисколько не напоминал того ясноглазого юношу, что в свое время загремел на каторгу из-за случайного в общем-то убийства. Теперь он куда больше походил на одного из тех, кто темной ночью повстречается с вами в глухом переулке, и нужен ему будет вовсе не кошелек.
Я его не боялся, но никогда не забывал, что имею дело с патологическим убийцей.
Джек выразительно уставился на меня, словно вопрошая, какого беса мы сюда притащились; я какое-то время поддерживал эту игру, потом плюнул и принялся изучать до отказа забитый книгами шкаф. Часть полок в нем была отведена трактатам по таксидермии, но большинство томов раскрывали как раз интересующую нас тему.
Раритетные фолианты «Нательная роспись язычников Пахарты» и «Ритуальные шрамы и техники нанесения оных на кожу» соседствовали с пухлыми справочниками надзорной коллегии «Исчерпывающее описание воровских наколок Святых Земель», «Классификация татуировок моряков торгового и военного флотов» и «Неуставные отметки в армиях Стильга и сопредельных государств». Потрепанный трехтомник «Нательные знаки как защита от Скверны» стоял бок о бок с хрестоматийным изданием «Символы Веры как графическое отражение представлений праведников об Изначальном Свете» и стандартным цитатником приходского священника. Снизу пылились изыскания о способах нанесения наколок и долговечности разных типов красок и чернил, рядышком стопками громоздились художественные альбомы, посвященные «светской» татуировке.
Тут же валялось заложенное скальпелем «Всеобъемлющее описание ротных клейм вольных наемников под редакцией профессора медицины Ива Роге», но куда больше меня заинтересовала служебная брошюра норвеймского Святого сыска. Знал бы, что Эдвард заполучил ее в свою библиотеку, давно бы ознакомился.
Жаль, сейчас не до того.
– Ты не уснул там, часом, Себастьян? – окликнул меня Джек, которому не сиделось на месте.
– Нет, – ответил я и обернулся к вернувшемуся в комнату лучнику.
– Пахартский тростниковый ром и зеленый чай, – объявил Рох, выставляя с подноса на стол пару чашек, две пузатые рюмки и керамическую бутыль непривычной округлой формы.
– Отлично! – обрадовался Пратт, разлил выпивку и лихо опрокинул в себя рюмашку.
Я последовал его примеру, и напиток неожиданно резко обжег глотку.
– Еще по одной? – предложил Джек.
– Хватит! – остановил я его и пожевал полоску сушеного мяса, дабы поскорее перебить непривычное послевкусие рома. Потом взял чайную чашку и перешел к столику, на котором были разложены инструменты таксидермиста. – Над чем работаешь?
– Себастьян, ты же пришел по делу, так? – вздохнул Эдвард.
– Слышал, в Пахарте считается невежливым вот так сразу озвучивать тему разговора…
– Мы не в Пахарте! – резонно заметил Рох.
– Как скажешь, – пожал я плечами и попросил: – Будь добр, покажи Джеку свои руки.
– Зачем? – насторожился лучник.
– Очень нужно.
Рох с подозрением глянул на меня, но упорствовать не стал и стянул перчатки. Потом закатал рукава домашней рубахи и повертел в воздухе ладонями.
– Это все?
– Погоди, не мельтеши, – подступил к нему Джек. – Ага, ага, – тихонько пробормотал он себе под нос какое-то время спустя. – Это было и это… – Через пару минут Пратт выпрямился и сообщил мне: – Есть частичное совпадение, но техника совсем другая.
– О чем это вы? – удивился Эдвард Рох.
– Объясни ему, Джек, – попросил я, а сам развалился в кресле у камина и закинул ногу на ногу.
