почувствовала головокружение. Зимний сад стал то увеличиваться, то уменьшаться, как в лихорадочном бреду.
— Пожалуйста, откройте окно, — прошу я, — здесь хоть топор вешай!
Луиза сверкает глазами и хихикает, как кобольд. Этот желтоватый блеск напомнил мне глаза животных, которые внезапно выныривают на обочине дороги прямо перед машиной и дикими прыжками летят на противоположную сторону. В таких случаях надо прибавлять газу.
27
Аннелиза хоть и была под хмельком, но все же позаботилась обо мне. Наверное, я выгляжу как зомби.
— Не проветрить ли помещение? — спрашивает она.
Глупая гусыня! Какую чепуху она несет, мне бы сейчас в постель, и гори все синим пламенем! У меня хватает сил лишь на то, чтобы кивком выразить готовность двинуться с места, когда Луиза с Аннелизой попытались меня поднять. Не пересечь комнату было невозможно, однако наши шахматисты не удостоили нас и беглым взглядом. Не переставая хихикать, Луиза влезла в красные сапоги на высоких каблуках. Теперь она похожа на дьяволицу. Мы втроем топчемся на пороге, и я стараюсь дышать как можно глубже.
— Пойдемте-ка, сестрички, прогуляемся немного, — предлагает Аннелиза. — Поглядите, как празднично светится огнями город, как мирно Некар несет свои воды в долину!
Луиза закрыла за собой дверь. Ее костыли остались внутри.
— В горку и вниз я могу только потихоньку, — предупреждает она, — но, если взять машину Йолы, мы могли бы быстро спуститься и погулять по берегу.
Послышался звон ключей, и она открыла «Мерседес» дочери.
— Тебе не следует садиться за руль, — предупреждаю я, — мы все выпили лишнего.
— А, ерунда, — улыбается она, — под горку тачка сама пойдет, она знает дорогу с закрытыми глазами.
Машина не лошадь, думаю сама, но решила не перечить и тихо забралась на заднее сиденье. Самое опасное сиденье спереди, где вальяжно расположилась Аннелиза. Луиза ведет автомобиль плавно, даже элегантно, да и ехать недалеко.
Внизу у реки она оставляет тяжелую машину там, где стоянка запрещена, прилепляет к лобовому стеклу пластмассовой присоской табличку «За рулем инвалид» и выходит.
Мимо нас идет компания горланящих молодых людей. Они, не стесняясь, громко отпускают в наш адрес недвусмысленные насмешки.
— Три старые клячи, а накачались под завязку, — говорит один.
Остальные оборачиваются и злорадно аплодируют нам.
В более неприятной ситуации я еще не оказывалась, но Луиза мгновенно приходит в бешенство и орет вслед парням:
— На себя посмотрите, нажрались, говнюки!
— Закрой пасть, ты, черная чума! — раздается в ответ оскорбительный крик.
Луиза успевает крикнуть только:
— Нацистские свиньи!
Остальные ругательства остаются при ней, потому что у нее подворачивается нога, и она воет как собака, которой наступили на лапу. Взбешенная Аннелиза хочет броситься вдогонку за парнями, и у меня едва хватает сил, чтобы удержать ее.
— Будем надеяться, что у нее не перелом, — шепчу я.
Однако бразильянка со стоном опускается на бордюр, снимает сапог и, потирая больное место, громко ругается.
— Что с ней? — спрашивает Аннелиза, а я чувствую себя словно в кошмарном сне.
У Луизы, как мне показалось, осталась капля благоразумия, и я обращаюсь к ней:
— Что с нами не так? Ты что, фунтами подмешиваешь в табак травку? Аннелиза сама не своя!
Луиза снова пронзительно вскрикивает от боли, но по крайней мере способна внятно ответить.
— Проклятие, как же больно! Ну ты прям святая простота! Неужели ты думаешь, что в доме Йолы можно найти хоть один грамм конопельки? Это моя фирменная марка — самосад! Для чего, как ты думаешь, я купила душистый дурман?
Страх на меня действует лучше всякого вытрезвителя. Аннелиза тоже опустилась на тротуар и укачивала в своих руках
