хвоста. Хоть немного подышите воздухом свободы.
– Моя благодарность мало что значит, но больше я ничего предложить не могу. Да, в вашем обществе мне ничего не страшно, а бурбон успокаивает куда лучше, чем самое прекрасное рисовое вино. Из вашей безопасной гавани я отправлюсь прямиком в какой- нибудь маленький отель, где смогу отдохнуть и вколоть себе несколько иголок, чтобы восстановить мирное течение жизненных сил.
– Так и сделайте. Нет ничего лучше, чем старый добрый укол.
Цзинь взял портфель и пальто, и они вышли на улицу. В дверях напротив ждали две пары массивных ботинок, но Джефф не обращал на них внимания. Всю дорогу до конторы за ними следовала какая-то машина. Цзинь, похоже, ее не замечал, и Джефф решил ничего ему не говорить. Когда они добрались, иглоукалыватель уже почти улыбался.
– Вам звонили, мистер О’Хара, – сказала Салли, когда они вошли.
– Пусть подождут, моя дорогая. Мне нужно поговорить с добрым доктором, и пусть меня никто не беспокоит. Понятно?
– Понятно, – холодно ответила она. – Снова будете пить посреди бела дня, свалив на меня всю работу?
Гостеприимно предложив Цзиню мягкое кресло по соседству с баром, Джефф открыл новую бутылку «Джека Дэниелса» и поставил этническую музыку шэн-цзю. Комната наполнилась заунывной пятиструнной мелодией, и Цзинь расплылся в улыбке.
– Вы наполнили до краев чашу моего счастья! Просто нет слов, чтобы выразить мои чувства.
– Все это входит в пакет услуг КБОККа. А теперь, если вас не затруднит отдать заполненные бланки, я снабжу вас новыми.
Они обменялись бумагами, и Цзинь уже убирал свои в портфель, когда по селектору позвонила Салли:
– Вас хочет видеть некий джентльмен, представившийся как сержант Маннгеймер.
– Скажите ему, пусть подождет.
– Маннгеймер! – прошептал Цзинь. – Мой персональный демон из внутренних кругов ада, который преследует меня днем и ночью, подобно атакующему инкубу.
– Самое точное описание из всех, что я когда-либо слышал. Как я понимаю, у вас нет желания его видеть?
– Спасите меня!
– Что ж, это повод для экстренных мер. Берите портфель и идите сюда.
Джефф подошел к ряду каталожных шкафов и одновременно выдвинул ящики «К – Л» и «С – Т». Шкаф повернулся, открыв комнатку, где не было ничего, кроме складного стула и еще одной бутылки бурбона в проволочной сетке на стене.
– Отдыхайте. Я позову вас, как только уйдет этот бульдог на страже закона.
Маннгеймер с топотом ворвался в кабинет, шаря поросячьими глазками по сторонам:
– Я ищу мошенника по имени Цзинь. Где он?
– Его явно здесь нет, иначе бы вы его увидели. Можете идти.
– Меня не проведешь, О’Хара. Цзинь вошел в это здание вместе с вами, и никто не видел, как он вышел.
– И тем не менее доктор Цзинь ушел отсюда, и лишь некомпетентность помешала вашим тупоголовым помощникам это заметить.
– Вы настаиваете на своих словах? – спросил Маннгеймер, и на его лице заиграла ухмылка.
– Счастливого пути, сержант. Мне нужно работать.
– Как пожелаете, О’Хара. Еще увидимся.
Повернувшись, полицейский с откровенным торжеством затопал прочь. Джефф нахмурился, пытаясь понять, какие каверзы на сей раз рождаются в пыльных закоулках этого крошечного мозга. Заперев дверь, он выпустил благодарного Цзиня, и они снова выпили, а потом Джефф повел его к одному из самых неприметных выходов из здания.
Несрочных дел в КБОККе не бывало, и остаток дня Джефф посвятил всевозможным рутинным мелочам, которые погребли под собой воспоминания о загадочной улыбке сержанта точно так же, как груды административных бумаг погребли под собой отчеты Цзиня. Добраться до них удалось лишь через неделю с лишним, солнечным утром понедельника, когда Джефф наконец разложил перед собой исписанные мельчайшим почерком страницы.
– Похоже на китайский, – пробормотал он. – Вы понимаете по-китайски, Салли?
– По-испански, по-французски, по-немецки и по-итальянски, – ответила она, занося карандаш над блокнотом. – Готовы диктовать?
– Терпение. Я не могу диктовать, пока мне нечего сказать. Загляните в верхний ящик, нет ли там большой лупы? – Взяв лупу, он наклонился ближе. – Ясно. Все-таки это по-английски, но Цзинь выбрал не ту профессию – ему бы писать Британскую энциклопедию на зернышках риса. Ну и подробности! Только послушайте: «Вошел в дом в шестнадцать десять, поднялся по лестнице из двадцати
