через пятнадцать секунд!
Отключив селектор, он метнулся к шкафам.
– Как же я рад, что каждый день не похож на предыдущий, – вздохнул он, одновременно нажимая на ручки ящиков «К – Л» и «С – Т». Вертикальный ряд ящиков плавно скользнул вперед, открыв проход в комнатку. – Сюда, быстрее. Хоть там и тесновато.
Хэмпстед со стоном протиснулся в укрытие:
– Прошу прощения… что доставил вам хлопоты…
Джефф швырнул ему вслед оторвавшуюся пуговицу и вернул ящики на место, после чего возвратился к столу и взял с него папку. В то же мгновение открылась дверь.
– Где он?! – рявкнул Маннгеймер, вваливаясь в кабинет.
По пятам за сержантом следовал тип, внешне почти не отличавшийся от него, – такой же квадратный и плоскостопый.
– Прошу прощения?
– Меня не проведешь, О’Хара. Присутствующий здесь детектив Коварский видел, как сюда вошел шарлатан по имени Хэмпстед.
– Рад познакомиться.
– Никто не заметил, как он отсюда вышел, а у Коварского есть ордер на его арест. Где он?
– Явно не здесь. Говорите, его видели, когда он входил в этот кабинет?
– Нет, он вошел в здание, но куда он еще мог пойти, как не в ваш клуб чокнутых?
– Я не желаю больше слышать оскорблений в мой адрес или обвинений во лжи, сержант. – Голос Джеффа был холоден, словно сибирская ночь. – Наш разговор записывается, он будет использован в качестве доказательства в суде, если я решу подать против вас иск. Можете обыскать кабинет, и сами убедитесь, что здесь никого нет. Обыщите приемную, и обнаружите то же самое. Как видите, тут нет других дверей и комнат. А затем я попрошу вас выйти вон и больше меня не беспокоить.
Что-то бормоча и кипя от злости, детективы прошлись по двум комнатам, словно медведи по клетке, после чего удалились. Великодушно улыбнувшись, Джефф включил селектор:
– Бонус в тридцать долларов к празднику за не входящие в должностные обязанности услуги.
– Можете называть это подкупом за ложь, я не обижусь.
Снова заперев дверь, Джефф открыл шкаф и помог Хэмпстеду выбраться.
– Я уже не молод, – простонал Хэмпстед, опускаясь в кресло и утирая лоб аккуратно сложенным носовым платком. – Просто не могу снять с себя бремя служения человечеству, несмотря на все поношения и оскорбления. Сложность в том, что…
– Давайте по порядку, доктор. – Джефф положил на стол папку. – Сверим все данные, а потом продолжим. Вы упоминали, что больше не практикуете под фамилией Юсабиус?
– Хэмпстед. Доктор Хэмпстед, если позволите, по материнской линии.
– Хорошо, пусть будет Хэмпстед. Так, давайте посмотрим… Родился… учился… степень бакалавра по химии… доктор хиропрактики. Вы не получали других степеней со времени нашей последней встречи?
– Ну… собственно, одну получил. Меня удостоили звания доктора целительства.
– Это, видимо, с той фабрики дипломов в Канзасе? Сто баксов, и вы доктор по почте?
– Сто пятьдесят, мой мальчик. Что поделаешь – инфляция. Но документ в самом деле превосходный, натуральный пергамент.
– Так, вроде все… или хотите что-нибудь добавить про ваше лекарство для ног «Малыш-атлет»?
– Лучше бы вы не напоминали, дружище, об этой черной полосе в моей жизни. Учтите, во всем виноват мой ассистент – я никогда не добавил бы столько фенола в…
– Конечно, док.
– Последний пациент уже выписывается из больницы, пересадка кожи прошла успешно. Прошу вас, забудьте об этом неприятном инциденте. Сейчас я занимаюсь совершенно иным, облегчаю страдания человечества с помощью моей чудодейственной «Формулы двадцать один икс».
– Хотелось бы услышать об этом побольше. – Джефф достал из ящика бутылку древнего бурбона и два стакана. – Ваши гланды не возражают против небольшой профилактики?
– Мои гланды, как всегда, в полном здравии, – ответил Хэмпстед, быстро протягивая руку. – Но вот нервы поправить не помешает.
Причмокнув, он выдохнул, выпил полстакана и поудобнее устроился в кресле.
– «Формула двадцать один икс» – итог многолетнего корпения в лаборатории, плод моего гения, полностью отвергнутый
