— Простите, что вмешиваюсь, — вновь влез в разговор я. — Но вы знаете, где он?
— Нет, — просто ответил кардинал.
— Значит, предполагаете, в каком городе появится кузнец?
— К сожалению, Господь и это скрывает от наших глаз.
Я едва не чертыхнулся в присутствии князей Церкви.
— Тогда каким образом можно остановить человека, если вы даже не знаете, где того искать?
— Вся надежда на него, — кардинал махнул пухлой рукой в сторону Рудольфа. — Он, по милости Божьей, обладает разными талантами и способен почувствовать, когда темный кузнец начнет открывать врата. Нам остается лишь дождаться сего темного дня и молить Господа о помощи.
Пугало стояло у окна и не шевелясь зачарованно смотрело на звезды, словно пыталось увидеть в них откровение. Проповедник сидел на полу и делал вид, что дремлет.
— У меня такое впечатление, что я разговариваю не с могущественными людьми, а с детьми, играющими в тайны. Ну ладно. Предположим, только предположим, что Рудольф действительно почувствует открытие врат. Таланты у людей встречаются разные. Тот же Хартвиг тому примером. Но черт меня побери, если я вообще понимаю, что они станут делать потом.
Гертруда тяжело вздохнула:
— Я тоже ничего не понимаю, и меня бесит недосказанность. Но ди Травинно уверен в своих словах. И поверь мне, этот человек, несмотря на то что он похож на ленивого обожравшегося кота, никогда ничего не оставляет на волю случая.
— Обзывать одного из самых могущественных кардиналов котом в доме с пыточными подвалами по меньшей мере безрассудно, — не открывая глаз, произнес Проповедник.
— Займись лучше делом. Продолжай учить буквы, — внесла она здравое предложение. — Глядишь, и прочитаешь свое первое евангелие.
— Пока я прочитал только три слова. И все неприличные. Пугало написало их углем на стене местной кухни. — Он довольно улыбался. — Хотя, конечно, больше чтения меня увлекает святая вера присутствующих здесь слуг Церкви. Они считают, что этот странный Рудольф облегчит им жизнь. Но ведь темный кузнец уже откроет врата. Не поздно ли дергаться?
— Еще над этим я голову не ломала.
— Ты так равнодушна, словно речь идет об убийстве мухи, а не о гибели человечества.
Гера посмотрела на него с удивлением:
— Тебя больше устроила бы истерика со слезами?
Он тут же вскинул руки:
— Вот только слез не надо!
— Тогда перестань жаловаться на то, как я выражаю свои чувства.
— Но вопросы-то я задавать могу? Вот, например, если Ивойя вдруг сочтет, что лучшее место для врат в Золяне. Туда же добираться пару месяцев! Или в Сарон! Долгое путешествие, ведьма. Да еще теперь, когда там смерть отбросила серп и взялась за цеп. По мне, так силы, решившие в третий (заметьте это!) раз попытаться прикончить паскудного кузнеца, немного запоздают. Прибудут аккурат к тому моменту, когда пара тысяч легионов бесов уже устроят вечеринку и купание в реках из людской крови.
— Как мы доберемся туда вовремя? Меня также заботит подобный вопрос, Проповедник. Я предпочитаю карету, летящую по воздуху.
— Но это же колдовство! — возмутился он.
— Добро пожаловать в реальный, волшебный мир, — улыбнулась она.
— Но клирики! Они же…
— Как и все люди, пользуются тем, что удобно и надежно. Мы можем гадать до бесконечности и не узнаем до тех пор, пока это не произойдет. Слова лишь прах.
Пугало на мгновение отвлеклось от созерцания неба, посмотрев на Гертруду с задумчивым одобрением.
— Кстати, насчет праха. — Проповедник вновь принял позу дремлющей гаргульи. — Мне бы очень не хотелось, чтобы вы превратились в нечто подобное. Имеет ли смысл попросить вас оставить спасение будущего человечества другим? В конце концов, вы уже пытались.
Я переглянулся с Гертрудой.
— Проповедник. Нельзя убежать от смерти, — сказала она ему. — Если у Ивойи все получится, то мы проживем лишь лишнюю
