Думаю, он отказывается давать вам объяснения… на его взгляд, компрометирующие меня. Я знаю, что он придумывал предлоги, связанные с работой, чтобы мы могли видеться. Ну, из-за сестры, вы понимаете…
— Начинаю понимать, да… И все же я не уверен, что этого будет достаточно, чтобы объяснить…
— Объяснить что, господин комиссар?
Камиль не стал останавливаться:
— Мсье Лезаж отказывается дать объяснение относительно своего рабочего расписания и…
— В какой день? — прервала его молодая женщина.
Камиль бросил взгляд на Луи:
— Ну, например, в июле две тысячи первого мсье Лезаж отправился в Эдинбург…
— Совершенно верно, да, десятого июля, а точнее, девятого вечером. Я прилетела к нему в Эдинбург вечерним рейсом. Мы провели четыре дня на высокогорье, а потом Жером вернулся к сестре в Лондон.
— Просто утверждать — это еще не все, мадемуазель Жоли. В ситуации мсье Лезажа не достаточно свидетельств под честное слово, боюсь, что так.
Молодая женщина с трудом сглотнула.
— Я хорошо понимаю, что вам это покажется немного смешным… — начала она, краснея.
— Ничего-ничего, — подбодрил ее Камиль.
— Наверное, во мне запоздалая школьница говорит… Я веду дневник, — выговорила она, поднимая сумку и запуская туда руку.
Она достала толстую тетрадь в розовой обложке с синими цветочками, призванными подчеркнуть общую романтичность.
— Да, я знаю, это ужасно глупо, — сказала она с деланым смехом. — Я записываю все важное. Дни, когда мы видимся с Жеромом, куда мы ходим, я вклеиваю билеты на поезд, на самолет, карточки гостиниц, где мы останавливаемся, меню ресторанов, где мы ужинаем.
Она протянула тетрадь Камилю, тут же осознала, что он слишком маленький, чтобы взять ее через стол, и повернулась отдать ее Луи:
— В конце тетради я отмечаю еще и траты. Я не хочу быть ему должна, вы понимаете. Арендную плату, которую он вносит за меня в Малакофф, обстановку, которую он помог мне купить, — короче, все… Это текущая тетрадь. У меня есть еще три.
11
— Мне только что нанесла визит мадемуазель Жоли, — сказал он спокойно.
Лезаж поднял голову. Враждебность уступила место гневу.
— Вы и впрямь суете нос повсюду. Вы просто…
— Прекратите немедленно! — предупреждающе окрикнул его Камиль. — Потом спокойнее продолжил: — Вы готовы были сказать глупость, которая подпадает под действие закона, и я предпочел избавить вас от этого. Мы проверим те сведения, которые изложила нам мадемуазель Жоли. Если они покажутся нам достоверными, вас немедленно освободят.
— А в противном случае?.. — спросил Лезаж провокационным тоном.
— В противном случае я вас арестую за убийства и передам в прокуратуру. Будете объясняться со следователем.
Гнев Камиля был скорее наигранным, чем искренним. Он привык, что к нему относятся с уважением, и поведение Лезажа его задевало. «Я вышел из возраста перемен и усилий», — повторил он себе, как делал довольно часто.
Оба помолчали несколько секунд.
— Что касается моей сестры… — начал Лезаж более покладистым тоном.
— Можете не беспокоиться. Если эта информация окажется доказательной и исчерпывающей, она останется в рамках расследования, то есть на нее будет распространяться тайна следствия. Можете рассказывать сестре все, что вам заблагорассудится.
Лезаж поднял на Камиля глаза, в которых впервые отразилось нечто похожее на признательность. Камиль вышел и, оказавшись в коридоре, приказал отвести Лезажа обратно в камеру и накормить его.
