– Да я ведь и так не забуду…
– Помнишь, ты как-то спросила, что бы я подумал, расстанься мы навсегда? – тихо спросил он.
– Помню.
– Я тогда сказал, что не знаю… А на самом деле знаю. Я подумал, что и рая мне не нужно, лишь бы… – Друг запнулся.
– Он у тебя есть, – Даша окинула рукой солнечную поляну, – твой рай.
Руслан опустил глаза, голос его дрожал:
– Что мне рай без тебя? Навсегда – это ведь очень долго…
Она не знала что сказать. Навсегда – это не один, не два учебных года, навсегда – это никогда больше, ни на час, ни на минуту, ни на секунду. Навсегда – это невыносимо больно, если считаешь дни до нового письма, если не спишь от волнения при мысли о долгожданной встрече, навсегда – это страшно, если любишь так сильно, что сердце разрывается на части от мысли о разлуке.
– Ты побудешь еще немного?
– Конечно. – Она придвинулась к нему поближе и взяла за руку. – Помнишь, как мы познакомились?
Он все помнил, даже лучше нее. Солнце успело спуститься к золотым горам, когда уже не осталось абсолютно ничего, о чем бы они не вспомнили, о чем не поговорили, о чем бы не погрустили. Они долго молчали, сидя друг перед другом, прежде чем Даша спросила:
– Хочешь что-нибудь передать родителям?
Друг горько усмехнулся:
– Думаешь, тебе кто-нибудь поверит?
– Мои мама с папой мне всегда верят.
Руслан склонил голову и еле слышно произнес:
– Наверно, именно поэтому твой рай там, а мой тут.
Она пожалела, что спросила, но слов уже не воротишь, поэтому Даша предложила:
– Давай я скажу им, что у вас с бабушкой все хорошо!
Он долго не отвечал, а потом со вздохом покачал головой:
– Не нужно ничего говорить, не хочу, чтобы они сказали тебе что-нибудь обидное.
Даша вздохнула.
Она могла окружить его любящими людьми и животными, показать прекрасные страны, но не могла забрать с собой домой, не могла подарить ему новых родителей, не могла стереть дурные воспоминания – и не могла остаться.
– Какой чудесный сегодня закат! – глядя, как отражаются розовые лучи в его глазах, промолвила Даша. – Будем прощаться…
Солнце почти скрылось, а они все сидели, бросая друг на друга робкие взгляды.
– Обещай быть счастливым, – попросила она.
– Я буду, обязательно буду, и ты тоже! – Руслан наклонился к ней и коснулся губами щеки. – Будь самой счастливой!
Он впервые сам ее поцеловал, легко и непринужденно. Ей стало грустно оттого, что он не делал этого раньше.
Друг смущенно улыбнулся.
– Ты тоже меня поцелуй, ладно?
Если бы не подкатывавшие к глазам слезы, она бы рассмеялась. Его просьба показалась такой хорошей – такой же, как он сам. А его смущенную улыбку ей захотелось запечатлеть в памяти навсегда – ровно настолько, насколько они расстаются.
Мама говорила, что мальчиков целовать не стоит, они, бывает, хитрят. Но Даша знала наверняка: то какие-то неправильные мальчики, и пусть мамы другим девочкам говорят про них, ведь больше ни у кого нет такого Руслана, как у нее. Она поцеловала его нежно-нежно в губы, ведь на прощанье, ведь в последний раз.
Если любишь, нужно покрепче обнимать и почаще целовать. Никогда не знаешь, когда наступит последний раз. А уж если знаешь, что больше никогда-никогда, то нужно еще говорить, и она сказала:
– Я люблю тебя… и ни за что не забуду.
– И я люблю тебя и ни за что не забуду, – как эхо повторил он.
Даша закрыла глаза. Она подумала о родителях, как раньше, когда оказывалась в опасности или в шаге от гибели. Впервые – в золотоносных пещерах гномов, потом под водной в долине Зеленых холмов, и над кипящей лавой в королевстве Огня, и в подземной тюремной камере крепости Галексиса. Всякий раз, сталкиваясь со смертельной опасностью, девочка интуитивно искала защиты у родителей, готовая покинуть этот страшный мир. Мир, который в порыве ярости, боли, отчаянья и ненависти создала сама и сама же испугалась, когда он ожил. Шаг за шагом она вела по нему своего лучшего друга, и все в ней сопротивлялось осознанию, запертому
